Литейный мост
Шрифт:
– Ты хоть понимаешь, что за бред несешь?! – смеясь, воскликнул Игорь.
– Это не бред. – Голос Кати был хриплым. – Мне тоже иногда кажется, что до меня пытаются достучаться, и я подозревала, что это какая-то сущность, что-то вроде души города. Но я думала – это последствия родовой травмы. Что я не в себе. Сама себе не верила.
– Можешь и сейчас так думать, – продолжал смеяться Игорь.
– Да заткнись ты! – отмахнулась от него Катя. – Меня мамаша даже к своему психотерапевту таскала, когда я, дурочка, разоткровенничалась с ней. Кирилл, а ты сам ощущал что-то подобное? Только честно!
– Раньше,
– Нет, братцы-сестрицы, – не унимался Игорь, – вы про что говорите-то? Я понимаю сверхспособности – это телепатия, телекинез, бесконтактный бой, что там еще? Левитация? А это просто хрень какая-то! Фантазия! Вы и правда все жертвы внутриутробной асфиксии. Кажется, это так называется.
– Возможно, – ответил Кирилл, – но, знаете, я пойду и поищу Федю. Мне не нравится, как она ушла.
– Мы с тобой, – вдруг сказала Катя, не сомневаясь, что почти весь класс поддержит ее.
– Не стоит, – остановил ребят Кирилл, – я лучше один. Вы будьте на связи, если что. И недалеко от Невского.
– Ну сказал! – рявкнул Игорь. – Недалеко от чего: от Дворцовой или от лавры?
– От Литейного, – ответил Кирилл и вышел из класса.
В вестибюле он встретил Валерию Ивановну. Она беседовала с завучем и улыбалась как ни в чем не бывало. Кириллу почему-то стало неприятно, но любопытство пересилило, и он подошел к учителям.
– Здравствуй, Кирилл, – улыбнулась ему Mme Valeria. – Как вы без меня?
– Все нормально, скучали. А вы как без нас?
Учительница засмеялась:
– Немного нездоровилось. Но после каникул мы продолжим учить французский. А на Рождество обязательно поедем в Париж. Я уверена, мы выиграем конкурс. Этот год я с вами точно.
– Отлично, – согласился Кирилл и оставил учителей продолжать беседу.
Он не был уверен, что сейчас мечтает об этой поездке так же сильно, как еще несколько дней назад, хотя… если только на неделю съездить… А что значили слова Валерии Ивановны про этот год, он не стал задумываться, ему было все равно.
Тем временем Федя брела по Невскому проспекту, и вопрос «что делать?» тащился за ней, как привязанная к ноге жестяная банка за кошкой. Федя испуганно оглядывалась и шарахалась, и ей хотелось бежать. Она ускоряла шаг, и вопрос превращался в пудовые гири на массивных цепях, и тогда не было сил сделать следующий.
«Помоги мне!» – вопила ее душа, обращаясь то ли к городу, то ли к Фединому разуму, или это было одно и то же. И воздух вокруг тоже все время менялся: то сгущался почти до состояния геля, то рвался на ветру и исчезал, словно его вообще не было, и тогда невозможно было дышать, но он возвращался на зов: «Помоги мне!»
Уже два раза она прошлась от Дворцовой до лавры и обратно. Ноги гудели, но ей было плевать на это. Город должен был ответить, или она умрет прямо на Невском от истощения. На том самом перекрестке, где однажды он чуть не сбил ее машиной, чтобы она очнулась. В какой-то момент ей пришла в голову
Федя топнула ногой и остановилась, как лошадь, отказывающаяся везти свой воз, пока ей не подвесят к морде мешок с овсом. Она огляделась. Прямо перед ней был переход на ту сторону улицы, где размещался шикарный «Редиссон», а по диагонали – любимый подвальчик «Красный куб», куда они часто заходили с Кириллом посмотреть забавные сувениры. Отличное место – встать прямо по центру этой диагонали – и делай со мной что хочешь, только дай ответ, куда идти?
Она пересекла Владимирский, потом Невский и пошла по Литейному, а следом за ней, на расстоянии нескольких метров, брел Кирилл, не решаясь подойти.
Было уже довольно поздно и темно. Фонари тревожно освещали пространство, как бывает, когда на город ложится промозглый осенний туман. Федя прошла мимо поворота на Жуковского. Сейчас все мысли как будто оставили ее, а неведомая сила влекла вперед. Ей ничего не хотелось, и она почти ничего не чувствовала, кроме желания идти. Впереди показался Литейный мост, над которым висела полная луна, окруженная ярко-синим мерцающим ореолом, и оттуда, с неба, опускался серебристый туман. Федя прибавила шагу.
Кирилл как зачарованный шел следом. Когда до моста осталось пару метров, он крикнул:
– Стой! Не ходи туда!
Но Федя не расслышала его, она как будто переместилась, не сделав и шага, и оказалась на мосту – он все еще видел ее парящий силуэт. Тогда Кирилл кинулся следом, но расстояние до моста только увеличивалось, как во сне. Ему сделалось жутко. Он схватил мобильник. Федин телефон был вне зоны доступа, хотя он все еще видел ее силуэт, точно бы парящий в воздухе. Тогда Кирилл прыгнул. Он приземлился в самом начале моста, но Федя уже растворилась в тумане, а мост будто бы дрогнул и начал раздваиваться: одна его часть ушла вниз, а Кирилл остался на той, что была выше. Или это он сам дрожал от возбуждения и тревожного предчувствия?.. Он прочно стоял обеими ногами на плите, покрытой асфальтом, и не решался сделать следующий шаг.
Наконец он понял, что все нормально, что нет никакого раздвоения, никакой вибрации. Просто очень плотная дымка и собственные фантазии играют в одну и ту же игру. И Кирилл смело пошел вперед, глядя прямо перед собой. Через минуту он посмотрел налево, и ему показалось, что расстояние до русалок на ограждении сильно увеличилось, но Кирилл помнил, что не сходил с тротуара. Он взглянул направо – никакого просвета, под ноги – где-то далеко слабо мерцал асфальт моста-двойника. И он казался очень тонким, будто бы таял, а под ним застыли темные воды Невы. Сердце Кирилла ёкнуло, стремясь утонуть, спрятаться, исчезнуть.