Литургика
Шрифт:
Неделя сыропустная — последний день перед заговеньем. В сырную седмицу уже ни о каком мясе не может быть и речи, а в неделю последний раз вкушают молочные продукты и яйца. Литургическая тема этого дня обозначена так: Изгнание Адамово. И еще одно название имеет эта неделя — Прощеное воскресенье. Эти разные названия дня соответствуют разным пластам того единого, что в этот день совершается. В последний раз в этот день поют На реках вавилонских — 136-й псалом. Стихиры, назначенные для этого дня, стремятся как бы показать нам всю глубину и остроту того, что мы вспоминаем. Они говорят об Адаме, который только что был изгнан из рая: вот он сел и видит рай перед собой, и понимает, что его потерял, и горько плачет. Гимнографы влагают
«Седе Адам прямо рая, и свою наготу рыдая плакаше: увы мне, прелестию лукавою увещанну бывшу и окрадену и славы удалену! Увы мне, простотою нагу, ныне же недоуменну! Но о раю, ктому твоея сладости не наслаждуся: ктому не узрю Господа и Бога моего и Создателя: в землю бо пойду, от неяже и взят бых. Милостиво Щедрый, вопию Ти: помилуй мя падшаго».
Но, рассматривая дальнейшие богослужебные тексты, мы опять увидим, что цикл не кончается на мрачной ноте. В той стихире была речь только Адама, а в следующей, поемой в цикле стиховных стихир на Славу, на эту речь Адама есть ответ — ответ Господа. Так звучит эта стихира:
«Изгнан бысть Адам из рая снедию, темже и седя прямо сего рыдаше, стеня умилительным гласом и глаголаше: увы мне, что пострадах окаянный аз: едину заповедь преступих Владычню, и благих всяческих лишихся! Раю светлейший, мене ради насажденный быв, и Евы ради затворенный, моли Тебе сотворшаго, и мене создавшаго, яко да твоих цветов исполнюся! Темже и к нему Спас: Моему созданию не хощу погибнути, но хощу сему спастися, и в познание истины прийти, яко грядущаго ко мне не изгоняю вон».
И, наконец, заключительные песнопения этого дня опять наполнены призывом к действию, потому что все эти памяти, все эти тексты установлены для того, чтобы нас приготовить к посту, чтобы нам захотелось поститься. Хвалитные стихиры кончаются такой стихирой: «Приспе время, духовных подвигов начало, на демоны победа, всеоружное воздержание, ангельское благолепие, к Богу дерзновение. Тем бо Моисей бысть Зиждителю собеседник, и глас невидимо в слухи прият. Господи, тем же сподоби и нас поклонитися Твоим Страстем, и Святому Воскресению, яко Человеколюбец».
Вот мы услышали тексты, где упоминается цель поста: «Тем сподоби и нас поклонитися Твоим Страстем, и Святому Воскресению». В очень многих текстах поста и подготовительных дней говорится, что мы постимся для того, чтобы поклониться Страстям и Светлому Воскресению. Постоянно не только объясняется, что такое пост, как надо поститься, но еще указывается цель.
Наконец, кончилось воскресное богослужение, отошла литургия, а вечером мы собираемся в храм на чин прощения, на вечерню в неделю сыропустную. Она отличается рядом богослужебных особенностей. На этой вечерне стихиры на Господи, воззвах поются на 10: из Октоиха, Постной Триоди и Минеи. Еще отличительная особенность в том, что совершается вход на вечерне ради великого прокимна. С этой недели — недели вечера, начинаются особенные богослужения, которые будут продолжаться весь пост. Мы говорили, что богослужебный день начинается с вечера, и вот, вечерня в этот день дает пример пограничного положения вечерни. По своему строю она подобна тем вечерням, которые будут совершаться в течение Великого поста. Но, однако, внутри нее проходит граница, которая отделяет еще праздничное богослужение от чисто великопостного.
На этой вечерне не поется обычный прокимен недели вечера «Се ныне благословите Господа вси раби Господни…»; поется великий прокимен гласа 8-го: «Не отврати лица Твоего от отрока Твоего, яко скорблю, скоро услыши мя…» Он поется особенным протяжным напевом. Этих великих прокимнов, назначенных для недель Великого поста, всего два, и поются они попеременно. Пение этого прокимна и следующее за ним чтение молитвы Сподоби, Господи являются границей в службе. В этот момент в алтаре священнослужители переоблачаются из обычных облачений в великопостные. И когда чтец прочел Сподоби,
Тексты этой службы еще раз, в последний раз стремятся приготовить нас к началу Великого поста и сказать нам какие-то вдохновляющие слова. Так, на стиховне поется стихира: «Возсия благодать Твоя Господи, возсия просвещение душ наших. Се время благоприятное, се время покаяния, отложим дела тьмы, и облечемся во оружия света: яко да преплывше поста великую пучину, в тридневное воскресенье достигнем, Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, Спасающаго души наша». Вот уже мы в преддверии Великого поста.
Мы подчинили наш рассказ хронологическому принципу, но еще ни слова не сказали о логике построения памятей подготовительного периода. Очевидно, эта логика есть и она очень важна. Но мы просто занялись бы не своим делом, если бы начали богословствовать на эту тему. Наш предмет — литургика и Устав. Но все же, что нам делать? Здесь нас выручат синаксари Никифора Ксанфопула, которые не только собирают сведения разные о празднике и мысли святых отцов, но, которые, что удивительно, особое внимание уделяют объяснению того, почему именно эта притча читается сегодня, почему за ней следующая, почему память святых отцев в этот день.
Надо сказать, что вообще этот период в синаксаре Недели о мытаре и фарисее осмысливается в целом: «Но в сих убо Триоди мысль, настоящия три праздники, мытаря и фарисея, и блуднаго, и Втораго Пришествия, якоже некое предобучение и поущение святыми отцы умыслися». Предобучение и поущение — т. е. подготовка. Далее следует очень развернутое сопоставление с подготовкой к войне, к брани: «Якоже бо к телесным бранем отходит хотящим…» — говорится о том, как воины приводят в порядок оружие, чистят его и т. п. А что же делают отходящие к духовной брани? «Тако и божественные отцы предтрубят» — какое слово интересное — «предтрубят»: призывают на войну — «пощения последующее на демоны ополчение… Понеже убо первое оружие к добродетели покаяние, и смирение». А какая же притча лучше подходит к этому, как не притча о мытаре и фарисее?
Синаксарь в Неделю о блудном сыне начинается изумительными стихами: «Блудник аще кто есть яко аз, дерзай, гряди: Божиих бо щедрот всем отверзеся дверь». Затем следует объяснение, зачем свв. Отцы установили эту память: «Понеже бо суть неции многая безместная в себе сведуще, блудне же зело от юнаго возраста живуще, и пиянствы, и нечистотами упражняющеся и во глубину злых сице впадше, во отчаяние приходят, еже убо рождение есть гордости» — т. е. потому что есть люди, которые много грешили с юности и теперь приходят в отчаяние. А отчаяние — рождение есть гордости. «Человеколюбно и отечески святии отцы, и к таковым человеком имуще, и отвести от отчаяния хотяще таковую притчу зде по первой учиниша, отчаяния страсть из корене востерзающе, и к добродетели восприятию возставляюще».
Вот, чтобы бороться с отчаянием, чтобы с корнем вырвать его, предлагается притча о блудном сыне, отверзаются объятия Отчие всякому кающемуся грешнику.
Наступает Неделя о Страшном Суде. Почему? Синаксарь нам объясняет: «Да не кто во ону Божие человеколюбие уведев, леностно поживет глаголя» — чтобы не получилось, что, узнав милосердие Божие, кто-то начнет жить неусердно, говоря: «человеколюбив есть Бог, и егда греха отлучуся, готово имам все совершити» — т. е. пока погрешу, а потом быстро покаюсь. И далее говорится, как нужно жить, «не надеющеся к человеколюбному точию, но взирати яко и праведен есть Судия и отдает комуждо по делом его».