Литва в 1940-1991 годах. История оккупации

Анушаускас Арвидас

Договор о взаимопомощи с Советским Союзом, в частности предполагаемое размещение гарнизона Красной Армии, поощрял и активизировал деятельность Коммунистической партии и в целом просоветских сил в Литве. 11 и 12 октября 1939 года в Каунасе прошли коммунистические митинги. Юстас Палецкис проинформировал советское посольство о создании комитета коммунистов, популистов и социал-демократов и попросил совета о том, как создать «Литовскую народную Республику». Уведомлен о запросе Палецкис, 19 октября Молотов приказал посланнику в Каунасе Николаю Позднякову: «Прекратите любые заигрывания и обещания левым слоям. Поддерживайте контакты только с правительством». Москва стремилась к «законной» аннексии Литвы, Латвии и Эстонии, поэтому какое-то время ей были нужны не местные коммунисты или активисты типа Палецкиса, а скорее законное правительство.

Охраняем «Три креста». Vilnius, 1939.

II. ПОТЕРЯ НЕЗАВИСИМОСТИ

Советская оккупация и Аннексия

Дипломатическая нота СССР от 25 мая 1940 года. Переговоры в Москве

Руководство СССР неоднократно заявляло о верности договору от 10 октября 1939 года и дружественном отношении к Литве. 31 октября на сессии Верховного Совета Молотов заявил, что договоры «никоим образом не подразумевают какого-либо вмешательства Советского Союза в дела Эстонии, Латвии или Литвы». Официальные литовские представители согласились с советским руководством. В своей речи 11 октября 1939 г. Сметона сказал: «Советская Россия — дружественная нам страна» и упомянул границы Литвы, которые «мы одни слишком малы и слишком слабы», чтобы защищать. 17 апреля 1939 г. премьер-министр Антанас Меркис заявил на встрече представителей «Pienocentras» (ассоциации переработчиков молочной продукции): «Литовское правительство не находит оснований полагать, что Литве угрожает какая-либо опасность». Подобными заявлениями руководство страны подавило бдительность нации и психологически обезоружило ее.

Конечно, в Литве были люди, которые осознавали возникшую угрозу независимости страны. Уже в 1939 году литовские дипломаты указали Президенту, правительству и другим государственным должностным лицам на опасные действия, осуществляемые Советским Союзом, и их возможные последствия для литовского государства. Посол Литвы в Риме Стасис Лозорайтис попросил разрешения созвать конференцию литовских послов за границей для обсуждения ситуации и внесения предложений относительно угрозы советской оккупации. Когда было получено одобрение министра иностранных дел, 29 октября-2 ноября 1939 года литовские посланники Стасис Лозорайтис, Петрас Климас и Брониус Казис Балутис встретились в Париже и обсудили перевод правительства за границу в случае советской оккупации. Однако для достижения признания правительства в изгнании западными государствами было необходимо, чтобы Литва считалась страной, находящейся в состоянии войны с государством, с которым страна, принявшая правительство Литвы в изгнании, также находилась в состоянии войны. Послы предложили заранее назначить лицо, которое было бы уполномочено координировать деятельность дипломатической службы Литвы (LDS) за рубежом.

После встречи Лозорайтис отправился в Каунас, чтобы представить меморандум, подготовленный посланниками, и заметил определенное отсутствие интереса со стороны исполнительной власти к меморандуму. В мае 1940 года, когда нацистская Германия оккупировала Бельгию и Голландию, Лозорайтис еще раз запросил Министерство иностранных дел о выполнении меморандума, но ответа от министерства не получил. Ни одна из мер, предложенных посланниками, не была реализована. Советская агрессия в Финляндии вызвала беспокойство у литовского правительства. В мае 1940 года штаб армии продолжал получать информацию о размещении крупных частей Красной Армии на литовской границе в Беларуси. Следовательно, советский ультиматум от 14 июня не должен был стать неожиданностью для литовского правительства. На подготовку было достаточно времени, но оно не было использовано.

Правительство и Государственный совет обороны неоднократно обсуждали, что следует предпринять, если ситуация станет угрожающей. В феврале 1940 года было решено, что правительство покинет Литву в критический момент, а армия будет прикрывать его эвакуацию. На заседании Государственного совета обороны в начале мая было разъяснено, что в случае советской агрессии: 1) будет оказано вооруженное сопротивление, 2) Президент и правительство под защитой армии отправятся в Кудиркос Наумиестис, и 3) в худшем случае президент и правительство переедут в Германию. В июле 1940 года Сметона написал следующее о премьер-министре Меркисе: «[...] Он был похож на человека, ожидающего, что кто-то другой сделает то, что должен сделать он сам. Он колебался». Это описание относилось ко многим литовским государственным деятелям, министрам и генералам, и в первую очередь к самому Президенту, которому явно не хватало воли противостоять насилию и защищать государство.

В середине марта 1940 года после окончания Финской кампании у советского Союза развязались руки: Польши больше не было, с Берлином было заключено соглашение, в то время как Англия и Франция после начала войны не оказывали никакого влияния на события в Восточной Европе. Итак, настала очередь Литвы, Латвии и Эстонии. Политика СССР в странах Балтии весной 1940 года была четко скоординирована с нападением Германии на Западе. В середине апреля, когда Германия оккупировала Данию, а затем вторглась в Норвегию, посол Литвы в Москве Л. Наткявичюс почувствовал недружелюбие Кремля по отношению к Литве. 10 мая немцы начали крупное наступление на западе и вторглись в Нидерланды, Бельгию и Люксембург. В тот же день Наткявичюс проинформировал Каунас о крайне ухудшающемся отношении

правительства СССР к Литве. 24 мая нацистская армия окончательно затянула кольцо вокруг войск союзников на севере Франции и в Бельгии (катастрофа под Дюнкерком), и перспективы победы Германии на Западном фронте стали очевидными. Именно тогда (25 мая) Молотов вручил Наткявичюсу дипломатическую ноту, в которой литовское правительство обвинялось в похищении солдат Красной Армии. Это была почти открытая угроза.

Премьер-министр Антанас Меркис.

Министр иностранных дел Юозас Урбшис.

После обсуждения советской ноты литовское правительство отклонило обвинения как необоснованные, но пообещало продолжить поиски предположительно пропавших без вести солдат Красной Армии и провести тщательное расследование. Официальные литовские представители неоднократно обращались к посланнику СССР Н. Позднякову, командующему гарнизоном Красной Армии в Литве, и в Народный комиссариат иностранных дел СССР за разрешением взять интервью у якобы пропавших, а затем найденных красноармейцев, но ответом на все запросы из Литвы было категорическое «Нет!» УУрбшиса сложилось впечатление, что россияне искали боя.

Лидер литовской армии Стасис Раштикис.

После обсуждений с министром иностранных дел Урбшисом Сметона решил в период с 30 мая по 2 июня 1940 года назначить из числа дипломатов, работающих в дипломатических представительствах Литвы, Стасиса Лозорайтиса главой дипломатической службы, Петраса Климаса его первым заместителем и Юргиса Шаулиса своим вторым заместителем.

7 июня 1940 года, когда Красная Армия начала собираться у литовской границы для прямого вторжения, в ходе начавшихся переговоров между Молотовым и Меркисом в Москве против Литвы было выдвинуто еще одно обвинение: Литва якобы заключила секретный военный союз с Латвией и Эстонией, направленный против СССР, и, следовательно, нарушила договор от 10 октября 1939 года. Это обвинение, как и первое, касающееся похищения солдат Красной Армии, не было подкреплено никакими фактами. Правда заключалась в том, что еще в 1934 году действительно была создана общественная политическая и культурная организация трех прибалтийских государств, так называемая Балтийская антанта (Baltijos santarve), но Москва никогда не предъявляла к ней никаких претензий. Позже, когда Прибалтийские государства были оккупированы, Советы перестали пускать всем пыль в глаза и говорили совершенно открыто. В своей речи 1 августа 1940 года в Верховном Совете СССР Молотов не упомянул о похищенных солдатах Красной Армии или антисоветском блоке Литвы, Латвии и Эстонии, а только порадовался переносу границы СССР на побережье Балтийского моря и получению Советским Союзом столь необходимых незамерзающих портов.

На заседании 10 июня 1940 года правительство Литвы еще раз заявило, что оно строго придерживается дружественных отношений с Советским Союзом и договоров, заключенных между двумя странами. Также было принято решение сменить правительство (Молотов обвинил министра внутренних дел и директора Департамента государственной безопасности в провокациях») и даже выйти из Балтийской антанты, если этого потребует Москва.

Вечером 11 июня в Кремле состоялись третьи и заключительные переговоры между Меркисом и Молотовым, на которых присутствовали Урбшис и Наткявичюс, но переговоры по-прежнему зашли в тупик. 12 июня премьер-министр Меркис отбыл в Каунас, оставив Урбшиса в Москве для продолжения переговоров. По прибытии Меркис проинформировал президента и правительство о переговорах. Заслушав отчет Меркиса, члены правительства решили, что министр внутренних дел Казис Скучас должен уйти в отставку, тогда как директор Департамента государственной безопасности Августинас Повилайтис, которого больше всего не любили в Москве за его борьбу с антигосударственным коммунистическим движением, будет уволен без промедления. Министру иностранных дел Урбшису было поручено сообщить об этом решении советскому правительству и получить подтверждение того, считает ли советское правительство инцидент исчерпанным. Дальнейших решений принято не было.

Президент поручил премьер-министру выдвинуть предложения относительно того, что правительство должно делать в этой ситуации. Однако 13 и 14 июня, когда из Урбшиса из Москвы продолжали поступать тревожные новости, Меркис пропал без вести, и никто не смог его найти (он отдыхал на своей ферме под Каунасом). Этот уход главы правительства от государственных дел в те роковые для Литвы дни продемонстрировал его примирение с надвигающейся катастрофой для страны. Ждем ультимативных требований от Москвы, Президент Сметона угрюмо сидел в своем кабинете и не принимал посетителей. По прибытии его жены из Ужугириса [их загородного дома] он сказал: «Нам и детям, правительству и многим людям, вероятно, скоро придется уехать из Литвы». Ни армия, ни народ не были мобилизованы для обороны.