Ливиец
Шрифт:
Поднялся Принц:
– Я не назвал бы эти результаты частными. Боюсь показаться категоричным, но полагаю, что главный смысл погружения вашего коллеги заключался именно в испытаниях нового модуля. Разве не так?
– Не так, – сухо заметил Гинах, но Принц удостоил его лишь небрежным взглядом. Щеки Гинаха начали багроветь, и Давид с дипломатичной улыбкой поспешил заметить:
– Для супериоров важна проверка их изобретения, для историков – данные о быте, миграциях и судьбах западных ливийских кланов. Стоит ли спорить по этому поводу?
– Не стоит, – поддержал его Витольд. – Давайте перейдем к существу.
Принц бросил взгляд на темнокожего Брейна. Кивнув, тот, словно опытный дирижер, показал глазами на Доминика. Спор в самом деле был бы бессмысленным; согласно парадоксу Ольгерда, свершившееся – свершилось, и полярные мнения о цели моей экспедиции ничего изменить не могли.
– Доминик, прошу, – вымолвил Принц и с высокомерным видом уселся на место.
Его помощник
Доминик замолчал, и сразу посыпались вопросы. Сколько ловушек было отстрелено? В среднем около двух тысяч в каждом историческом периоде. Какие животные использовались? В основном крупные млекопитающие; из хищников – львы и леопарды, из травоядных – слоны, быки, антилопы, жирафы. Можно ли задействовать птиц? К сожалению, опыт со страусами и орлами, а также с грифами-стервятниками неудачен – емкость мозга мала для надежного внедрения ловушки. Могут ли возникнуть негативные последствия для людей? Абсолютно никаких; модуль фиксируется ниже подсознательного уровня, в латентной части мозга, и абонирует ее на пять-десять процентов, в зависимости от объема поступающих данных. Что происходит с модулем в дальнейшем? Он диссипируется со смертью носителя, как прочие элементы его сознания и подсознания, память, инстинкты, логический блок, блок эмоций и так далее. Есть ли этому альтернатива? Да. Ловушку можно уничтожить при жизни носителя ментальным кодом «Та-Кефт», но делать это не рекомендуется. Почему? Доминик пожимает плечами и говорит, что это было бы расточительно: другие исследователи, которые окажутся во временной зоне носителей ловушек, могут использовать их для стационарных или периодических наблюдений. Последней, смущаясь и краснея, поднялась Мэй; ее интересовало, с какого расстояния можно отстрелить ловушку. В этом вопросе сказался недостаток ее опыта; все остальные знали, что передать ментальный модуль можно лишь на дистанции прямой видимости.
Слушая быстрые уверенные ответы Доминика, я наблюдал за Павлом. Он казался мрачноватым; сидел вполоборота ко мне, то пощипывал бровь, то ерзал в кресле да всматривался в лица расположившихся напротив супериоров. Двое из них, рыжие синекожие астабцы, видимо не слышавшие о Павле от Принца, переглядывались с плохо скрытым недоумением, но острые колючие глаза Брейна как будто не пропускали ничего. Он тоже следил за моим криптологом-психологом, но его шоколадная физиономия была совершенно бесстрастной. Отключившись на миг от череды вопросов и ответов, я сунулся в Зазеркалье, в мегалит персональных данных. О Брейне там сообщалось немногое: родом с Ронтагира, возраст – более тысячи лет реального времени, специальность – танатология, профессор ряда университетов на Земле, Эссе, Ронтагире и в шаровом скоплении Ком-Альфа-Плюс, выдающийся ученый в своей области, член координирующей коллегии Койна Супериоров. Затем следовал длинный список работ, коды личных порталов и генетическая карта. Из всего этого самым любопытным являлись, пожалуй, его занятия. Танатология, то есть наука о смерти, не слишком популярна в наши дни, когда мы точно знаем, что странствие в пустоту и вечное небытие как таковые отсутствуют. Но это наука древняя и почтенная, зародившаяся еще в Эпоху Взлета, то ли в двадцатом, то ли в девятнадцатом столетии, и пережившая бум в те годы, когда велась работа по отделению психоматрицы от тела. Однако чем мог заниматься танатолог в нынешние времена? Быстро проглядев заглавия статей и монографий Брейна, я понял, что он почти что наш коллега – исследует смерть в минувшие эпохи, когда она была необратимой и неизбежной.
Едва Доминик закончил, поднялся Аль-Хани:
– От имени коллег благодарю за исчерпывающее сообщение. Вопрос: вы чего-то хотите?
– Конечно, хотят, – прогудел Егор. – Зачем иначе собираться? Доклад можно отправить Инфонетом. – Мы готовы выслушать ваши предложения, – добавил Давид. – Они, вероятно, касаются расширения поля исследований?
– Да, – подтвердил Принц, – но не в том плане, как вы, я думаю, решили. Разумеется, другие ваши наблюдатели могут использовать новый ментальный инструмент, но это не основная задача предполагаемой
Аудитория негромко загудела. Я видел, как приподнялась бровь Тенгиза, как недоверчиво сморщился Гинах, как Линда что-то оживленно обсуждает с Фархадом и Георгием, как приподнялся с места Вацлав, как Мэй растерянно смотрит на Принца. Давид сощурился, Егор стукнул огромным кулаком по колену, ксенологи Саймон и Декстер переглянулись. Пожалуй, лишь Аль-Хани был, как всегда, спокоен; склонившись к Витольду, он бросил два-три слова и опять застыл точно статуя из красноватого камня. Шелест голосов прервался громкой репликой Павла:
– Гниль подлесная! Вы что-то недоговариваете, Принц! Я это чувствую! Ну-ка, давайте, телитесь!
Принц дернулся, потом выдавил вежливую улыбку. Это далось ему не без труда, но он, несомненно, помнил, кто такой Павел. С Носфератами не поспоришь! – мелькнуло у меня в голове.
– Все, что недосказано, я представлю на ваш суд через минуту. – Казалось, Принц обращается лично к Павлу, но тут он сделал широкий жест, чтобы привлечь наше внимание, и повернулся к портрету Джослина. – Но прежде позвольте заметить, что ваши методы – я понимаю под этим как ПТ-переход, так и ментальный инструментарий – не развиваются уже несколько веков. В сущности, основополагающий принцип был разработан Джослином, и с той поры добавилось очень немногое в теории и практике: понятие о темпе течения времени, техника проникновения в гибнущий мозг, реабилитация жизненных функций организма и, конечно, парадокс Ольгерда. – Снова поднялся шум, и Принц быстро вскинул руку. – Я называю основные достижения. Никто из нас, – он обвел взглядом своих соратников, – не сомневается, что ваши методы доведены до совершенства. А это значит…
– …это значит, – подхватил один из супериоров, рыжеволосый астабец (кажется, его звали Айком), – это значит, что близится пора радикальных преобразований. Скажите, координатор, какой, по-вашему, следующий шаг? В чем вы хотели бы продвинуться? В какую сторону?
Давид возвел глаза к потолку, остальные опять начали перешептываться, а я с замиранием сердца подумал: неужели речь пойдет о переносе разумов из прошлого? Если так, то Гинах прав, подозревая супериоров в очередном безумном проекте. Вопрос о подобной экстракции дебатировался еще во времена Джослина, и было решено, что перенос недопустим. Имелись по крайней мере две причины, чтобы не заниматься этим. Во-первых, люди минувших эпох, лишенные ментального дара, чувствовали бы себя в лоне нашей цивилизации изгоями. Дело не только в психологическом шоке, в культурных и технических различиях, но и в том, что наша технология была принципиально иной, основанной на управлении псионными полями, что недоступно древним. Они не смогли бы нормально общаться с компьютерами и конструктами и даже входить в пространство Инфонета, а это означало, что они неизбежно образуют в нашей среде замкнутый анклав. Вернее, сотни, тысячи, десятки тысяч таких анклавов, объединяющих людей примерно из одной эпохи, слепых, немых и глухих, принятых нашим обществом на полное иждивение. И что бы они стали делать? Люди Средневековья и античности решили бы, что очутились в раю среди богов и ангелов, а более продвинутые обитатели технологической эры особенно остро ощущали бы свою неполноценность – верный путь к зависти, неприязни, ненависти и, скорее всего, к помешательству.
Такой была первая причина, но имелась и вторая, заключавшаяся в Большой Ошибке. В то время в сотнях подземных куполов жили сотни миллиардов крохотных созданий, и если сосчитать все души, явившиеся на свет и ушедшие к вечному мраку в тысячелетие Унижения, то их оказалось бы на порядок больше, чем все население нашей космической Ойкумены. Мы, люди текущей реальности, были бы просто погребены в этом муравейнике и, разумеется, не сумели бы сами заняться реабилитацией воскрешенных. Пришлось бы возложить на роботов и конструктов эту задачу, непосильную для искусственного разума – тем более что, появившись в нашем обществе, люди времен Большой Ошибки испытали бы сильнейший стресс. Такой же, какой грозил бы нам, если мы вдруг превратились в двухсантиметровых человечков, запертых в подземельях, где нет ни солнца, ни звезд, ни рек и морей, ни лесов и лугов.
В общем, идея была никчемная, но я, похоже, ошибался, подозревая супериоров в этакой глупости. Айк, видя, что мы безмолвствуем, дождался кивка Брейна и с победной улыбкой промолвил:
– Без сомнений, следующим шагом явился бы канал в прошлое, постоянная и управляемая линия связи, которую можно было бы ориентировать на любую эпоху, на любое место и любого носителя, снабженного ловушкой Принца. Преимущества очевидны, не так ли? Во-первых…
– Во-первых, отпала бы нужда в наблюдателях или полевых агентах. – Принц перехватил инициативу у коллеги, и я тотчас уловил мрачную мысль Павла: «Как по нотам разыгрывают, гниды компостные!» Тем временем Принц, метнув убийственный взгляд в сторону Гинаха, продолжил: – Труд наблюдателя не способствует нормализации психики – да и чего ожидать от человека, ведущего двойное существование? Десятки смертей, акты жестокости, пороки, присущие древним временам, и даже… хм-м… убийства. Допустимо ли это? Достойно ли нашей эпохи?