Ливонская ловушка

Зандис Мик

– Ты кто такой? – опешив от неожиданности, спросил Уго, и только тогда сообразил, что германец все равно не поймет его вопроса. Ливы легко осваивали языки куршей, земгалов или кривичей, даже германцев, но чужаки никогда не говорили на их языке.

– Меня зовут Вальтер, – ответил человек на языке ливов, приведя Уго в еще большее замешательство. – А вы, наверное, гость рыцаря Рейнгольда и хотите послушать музыку?

– Гость? – замешательство Уго прошло, и он насмешливо указал на выход из шатра. – Можешь называть меня и так. А твой рыцарь приглашает тебя присоединиться к нему.

– Правда? – отложив инструмент в сторону, Вальтер поднялся на ноги, выглянул

наружу и в ужасе отшатнулся назад. – Боже, кто это сделал? Когда? Я ничего не слышал. Наверное, потому что сочинял музыку, и мой слух был направлен внутрь. Какая ужасная судьба! Рыцарь Рейнгольд был не самым добрым человеком, но он что-то понимал в поэзии. Кто совершил это злодеяние?

Губы Уго скривила недобрая улыбка.

– Лучше тебе не знать.

– Да, но… Смотрите, там еще убитые! Это оруженосец Петер. Бедолага. Ему и так доставалось от своего господина. А это Франк и Стефан. Ганс. Юрген. Гюнтер. Мартин… И Хорст! А это Рольф! И даже Хейнц. Они все… Нет только… – медленно перемещаясь среди поверженных, пленник внезапно застыл на месте и растерянно огляделся. Шагающий вслед за ним Уго обеспокоенно сжал плечо Вальтера.

– Похоже, ты кого-то не досчитался.

– Я не уверен.

– Не уверен в чем? Говори!

– Кажется, среди нас был еще и Рудольф. Я не вижу его. Может быть, он вернулся в отряд рыцаря Конрада.

Уго переглянулся с не отступающим от него Кирьянсом и как можно более спокойным голосом спросил:

– Наверное, он так и сделал. Ведь ты говоришь об отряде, который находится там? – он наугад махнул рукой в сторону шатров, и пленник пожал плечами.

– Я плохо ориентируюсь в лесу. Мы шли вместе, но командиры постоянно спорили между собой. Обо всем. Даже о выборе пути. У реки Аа мы пошли другой дорогой и больше не видели отряда Конрада. Это было два дня назад.

– А отряд Конрада – он такой же, как этот?

– О, он намного больше. Рейнгольд никак не мог смириться с тем, что у Конрада больше людей, и все делал ему наперекор.

– Но цель у вас была одна. Куда вы направлялись?

Пленник виновато опустил глаза.

– В Ливонии много языческих племен. Кажется, германские священники побывали почти в каждом из них. Но не всех удалось обратить в христианство. Меченосцы собирались исправить то, что не удалось священникам.

– Исправить! – гневно выкрикнул Уго. – Это наша земля, и не чужеземцам решать, каким богам нам поклоняться!

– Я согласен с тобой, великий вождь. Каждый должен наводить порядок в своем дворе, а не лезть в дела соседа.

– Ты говоришь как лив, но ты не похож на нас. Кто ты такой? Говори, пока я не снес тебе голову, как твоему рыцарю.

– Рейнгольд не мой рыцарь! Он удерживал меня силой, как пленника. Я не хотел идти в этот поход, но он ничего не желал слушать. У меня нет оружия. Я простой миннезингер. Вы же не убиваете мирного странника только потому, что он встретился вам по пути. – Голос юноши перекатывался, как весенний ручей или как мелодия, которую хочется слушать вновь и вновь, и в нем не было испуга. Разгоряченные победным боем воины обступили Уго и его пленника.

– Мино…

– Миннезингер, – поправил пленник.

– Это тот, кто рассказывает людям про прибитого к кресту Бога? – незнакомое слово резало слух. Священников Уго не любил почти так же, как самих меченосцев. Священники не вступали в бой, как подобает мужчинам, а рассказывали длинные истории о своем Боге, мрачном и требовательном, призывающем к покорности и подчинению своему посланнику – епископу Альберту, восседающему теперь в самом центре ливской земли, в Риге,

и ненасытно требующему с ливов все новых и новых податей. Уго потянулся к рукояти топора, и пленник поспешно объяснил:

– Так называют меня германцы. И я не пастор, не священнослужитель. Мое оружие – это флейта и гитерн. Я собираю истории о героях и рассказываю их людям в песнях.

– В песнях? Так ты скоморох, шут? – уточнил Уго, и окружающие его воины рассмеялись. Скоморохи веселили народ на ярмарках, за что их одаряли едой, напитками, старой одеждой, безделушками или мелкими монетами, существами они были бесполезными, но и безвредными. Они появлялись из ниоткуда и уходили в никуда.

– Нет. Франки называют меня менестрелем.

– Нет? – Нахмурясь, Уго сделал шаг вперед, и пленник умиротворяюще поднял над головой руки. Его узкие ладони выглядели мягкими, без рубцов и мозолей, как у девушки. Судя по их виду, они действительно никогда не держали оружия.

– Стой, стой! Ты прав, это действительно вроде скомороха. Только в краях, откуда я родом, это называется по-другому.

– Ты еще не ответил, откуда ты родом, – напомнил Уго.

– Я и сам не знаю толком откуда. Мой отец был купцом. После смерти матери он взял меня с собой. Мы жили в разных краях, и в каждом из них я быстро обучался говорить на языке местного населения. Но больше меня привлекали музыкальные инструменты. В Персии мы накупили много товаров, и на обратном пути на наш караван напали разбойники. У нас была хорошая охрана, разбойники бежали, но стрела пробила моему отцу горло, а я остался один. Друг отца, тоже купец из каравана, взял меня с собой. Мы сбились с пути, и судьба даровала нам много испытаний, пока мы по быстрой реке не добрались до поселения ливов. Потом выпал большой снег, дороги не стало, и мы прожили там всю зиму. За это время я выучил ваш язык.

Кирьянс, недоверчиво покачивая головой, придвинулся к пленнику ближе.

– Где это было?

– Где?

– Как называлось поселение ливов?

– Это замок Турайда. Там, где живет сам вождь Каупо.

– Каупо не наш вождь! – громогласно уточнил Кирьянс. – Он предал наш народ и продался германцам. Так ты – человек нашего врага, предателя Каупо! Ну, скоморох, что ты на это скажешь?

– Я не его человек. Зимой купец, который привел меня с собой, умер. Меченосцы увидели мое представление на весеннем празднике и позвали к себе, чтобы я спел для них в замке Икскюль. Мои песни понравились рыцарю Рейнгольду, он прибыл на помощь к Конраду, а потом заставил пойти с его отрядом в поход. Я отказывался, но он ничего не хотел слушать. Я стал его пленником и мечтал сбежать от него при удобном случае. Это был жестокий человек. Молодой, но жестокий. А теперь… Даже не знаю, в какую сторону мне теперь идти. Может быть, вы возьмете меня с собой?

Возбуждение от недавней схватки утихало вместе с угасающими сполохами костра, темнота все гуще обволакивала собравшихся на поляне ливов, и единственными звуками стало потрескивание догорающих веток. По обычаю, трудное решение должен был озвучить старейшина. Литвины, не задумываясь, забирали людей в рабство, чтобы те обрабатывали землю или ухаживали за скотом, пока мужчины заняты ратным делом. В отличие от них ливы не любили чужаков в своих селениях. Другое дело – скоморох. Каждый день и так приносил слишком много поводов для печали. Больше, чем поводов для веселья. Но и свидетели расправы с меченосцами были ни к чему. Люди пропадают в лесу по воле богов, такое случается, и винить за это некого. Но когда убийцы известны, мстители могут наслать на обидчиков целое войско…