Лиза из Ламбета

Моэм Сомерсет Уильям

Другие пары тоже прекратили кружиться.

— А то говорят Кентербери, Южный Лондон, балет. Вот мы им покажем балет на Вир-стрит, что в Ламбете. Пускай утрутся!

И Лиза шагнула к шарманщику.

— Эй ты, чернявый, просыпайся. Давай, сыграй нам что-нибудь зажигательное. Чтоб кровь закипела. Понял?

Лиза ухватилась за поля шарманщиковой шляпы и натянула ее ему на нос. Шарманщик осклабился, чуть приподнял шляпу и завел новую мелодию, зажигательную, как того и хотела Лиза.

Парни сразу попятились, зато девушки встали друг против друга и начали танец с первыми же аккордами. Они подхватили

юбки с обоих боков, чтобы показать ножки, и принялись выделывать замысловатые па. Лиза была права: даже выдрессированная балетная труппа не справилась бы лучше. Сама Лиза, конечно, вела; на нее равнялись. Она всю душу в танец вкладывала: позабыла про достоинство и высокомерие, которые считала уместными в вальсе, отказалась от продуманных взглядов и кивков, которые расточала на зрителей, и без остатка отдалась сиюминутному наслаждению. Прочие пары одна за другой вышли из круга, и Салли с Лизой остались в центре внимания. Каждая танцевала, отсчитывая не только собственные шаги; словно по наитию, отзеркаливала движения партнерши, тем самым поддерживая впечатление полной симметрии.

— Уф, не могу больше, — выдохнула Салли, красная и едва не дымящаяся. — Сейчас кончусь.

— Давай, Лиза, жги! — раздалось несколько голосов, когда стало ясно, что Салли на сегодня не боец.

Лиза не подала виду, что слышала подначку, только продолжала танец. Шажочки у нее были такие крошечные, что казалось, она плывет по мостовой; она вертела бедрами и взмахивала подолом юбки с удивительной грациозностью. Но едва шарманщик заиграл новую мелодию, Лиза сменила стиль. Теперь ее ножки так и мелькали; она уже не слишком строго придерживалась канона. Восхищение зрителей завело ее; танец становился все более раскованным и даже дерзким. Лиза выше поднимала юбки, вводила новые па, одно другого замысловатее, и выкидывала коленца, которыми могла бы гордиться профессиональная артистка кордебалета.

— Ножки, ножки-то каковы! — выкрикнул один из парней.

— Чего там ножки — ты чулки зацени! — возразил другой. А чулки, надо сказать, и правда были достойны внимания, ибо Лиза выбрала их в тон платью и очень гордилась сочетанием лилового с лиловым.

Танец стал еще живее. Лизины ножки теперь едва касались мостовой, она кружилась как юла.

— Гляди — переломишься! — бросил какой-то остряк при особенно рискованном Лизином па.

Слова эти еще не успели растаять в воздухе, как Лиза вскинула ножку и мыском ботинка сбила с остряка шляпу. Великолепный маневр заслужил аплодисменты, а Лиза продолжала вертеться и вращаться, размахивать юбками, поднимать колени, пока, под восхищенные возгласы, не встала на руки и не прошлась колесом и, наконец, вернувшись в более естественное положение, не упала в объятия парня, что стоял к ней ближе всех.

— Ну ты даешь, Лиза, — высказался счастливчик. — А теперь поцелуй меня! — И сам попытался поцеловать Лизу.

— Отвали! — крикнула Лиза и без лишних церемоний оттолкнула его.

— Тогда меня поцелуй! — метнулся к Лизе другой молодец.

— Вот я тебя сейчас кулаком поцелую! — отвечала Лиза, уклоняясь с изяществом.

— Билл, держи Лизу! — не растерялся третий. — Мы все ее перецелуем!

— Раскатали губу! — крикнула Лиза и бросилась бежать.

— Погнали, парни! Поймаем ее!

Лиза лавировала меж них, ныряла им под мышки

и довольно быстро выбралась из толпы. Подхватила юбки, чтоб не запутаться, и понеслась по Вир-стрит. С полдюжины парней бросились следом, свистя, бахвалясь и улюлюкая; из дверей и окон глядели зеваки и нередко тоже отпускали в адрес Лизы шуточки или советы. Лиза мчалась как вихрь. И вдруг как из-под земли вырос мужчина, заступил ей дорогу, и Лиза, прежде чем успела затормозить, оказалась в его объятиях, забилась, завизжала, а он поднял ее, прижал к себе и смачно расцеловал в обе щеки.

— Ах ты!.. — выдохнула Лиза. Выражение, ею употребленное, увы, нельзя ни воспроизвести на бумаге, ни заменить пристойным синонимом.

Зеваки принялись хохотать, Лизины преследователи — тоже; сама Лиза подняла глаза и увидела здоровенного бородача. Такого она на Вир-стрит не помнила. Лиза вспыхнула до корней волос, поспешно высвободилась и под смех и подначки скользнула в ближайшую дверь.

2

Лиза с матерью ужинали. Миссис Кемп была пожилая женщина, низенькая, довольно полная, краснолицая, с седыми, высоко зачесанными волосами. Уже много лет она вдовела; с самой мужниной смерти поселилась с Лизой в доме на Вир-стрит, на первом этаже, в комнате с окном на улицу. В этой-то комнате они теперь и сидели. Муж миссис Кемп был солдатом; от благодарного отечества она получала пенсию, достаточную, чтобы не умереть с голоду; жалобами на жизнь и прочими случайными заработками миссис Кемп удавалось наскрести на выпивку. Лиза сама себя содержала — она трудилась на фабрике.

Тем вечером миссис Кемп была не в духе.

— Лиза, где тебя целый день носило?

— Гуляла на улице.

— Вечно ты на улице, когда матери худо.

— Не знала, что тебе было худо, мама — отвечала Лиза.

— Нет того понятия, чтоб пойти да поглядеть, как там мать. Может, Богу душу отдает

Лиза промолчала.

— Нынче ревматизма вовсе замучила. Все-то косточки ноют, не знаю, куда ноги девать. Доктор, тот говорит, меня надо растиркой растирать, которую растирку он выписал. Только куда уж там — растирать! Растирать-то некому, родная дочь шляется незнамо где…

— Вчера ты на ревматизм не жаловалась, — парировала Лиза.

— Понятно, что ты делала. Тебе приспичило новым платьем щегольнуть. Все деньги транжиришь, нет чтоб матери отдать, мать бы на черный день отложила. А по-твоему получается, мать в обносках ходи, а дочь наряжайся. Известно: мать старая, мать никому не нужна…

Лиза не отвечала. Аргументы миссис Кемп были исчерпаны, она снова взялась за ложку.

Нарушила молчание Лиза:

— Мам, у нас новые соседи, видала?

— Не. А что за люди?

— Не знаю. Я видала здоровенного бородатого дядьку. Вроде он на той стороне поселился.

И Лиза слегка покраснела.

— Приличный-то человек тут не поселится, — прокомментировала миссис Кемп. — Я со счету сбилась — сколько приехали, сколько съехали. Вот раньше, помню, народ совсем другой был.

Они закончили ужинать, миссис Кемп поднялась, допила свою полупинту пива и велела:

— Вымой посуду, Лиза. А я пойду проведаю миссис Клейтон. У ней днями двойня родилась, да еще девятеро по лавкам. Не пойму, как Господь которого-нибудь не приберет.