Лизать сахар. Жизнь втроем
Шрифт:
Немов застегнул молнию на куртке: температура была минус 3 градуса по Цельсию. Прохладно, хотя и гораздо теплее, чем в Москве. Назвал таксисту адрес отеля, где забронировал номер. Тот уведомил:
– Это в центре, на Magnificent Mile, доберемся быстро, в такой поздний час пробок мало.
Машина мчалась по широкой набережной. Вид ночного Чикаго ошеломлял. Андрей завороженно смотрел по сторонам: справа зияла черная пропасть озера Мичиган, а слева высился ослепительно-яркий частокол небоскребов, усыпанных горящими бриллиантами окон. Создавалось впечатление, словно природа и человек соревновались в мастерстве на фестивале искусств, выставив на обозрение свои выдающиеся творения. Урбанистическая агрессивность, блеск и шик
Мужчина был равнодушен к архитектуре. Вернее, воспринимал ее как данность. Тем удивительнее было внезапно нахлынувшее чувство упоения. Должно быть, он просто устал. Его нервы на пределе. Так всегда бывает перед финишной чертой. Сейчас он устроится в отеле и отдохнет, а утром снова будет в трезвом уме и возьмет неуместные эмоции под контроль.
Бодрый портье проводил новоприбывшего до номера, по дороге услужливо проинформировав:
– Вы выбрали самый лучший отель в городе. Мы в самом сердце Мичиган Авеню, где сосредоточены разнообразные достопримечательности. Десять минут пешком до Hancock Observatory и Water Tower, двадцать минут до House of Blues и Millennium Park, также рядом находится…
Немов не дал договорить, захлопнул дверь. Номер был дорогой. Но он стоил заплаченных денег. Не столько из-за шикарного интерьера, сколько из-за панорамы за окном. Задернул шторы, дабы перекрыть кислород нелепому восторгу. Плюхнулся на кровать прямо в одежде. Долго лежал, раскинув руки, пытаясь унять волнение. Понял: бессмысленно.
Вышел из отеля, постоял на улице, размышляя куда пойти. Авеню искрилась электрической радугой, приглашая в рестораны, казино, театры. Надел перчатки. Решил свернуть за угол и углубиться в даунтаун. Нарядные фасады зданий скрылись позади, и вскоре взору предстали иные сооружения: унылые, неуклюжие, однотипные. Прохожие попадались все реже, пока совсем не исчезли. Кому-то другому пустынные улицы навеяли бы депрессивную подавленность, но Андрей с облегчением вздохнул: мрачные лабиринты успокаивали. Он брел бесцельно, не утруждаясь запоминать дорогу, не удивляясь соседству богатых, облицованных мрамором особняков и нищих лачуг с покосившимися крышами.
В одном из переулков скромно мигала вывеска бара «Монти и Фея». Покурил и зашел внутрь. У входа в зал стоял рослый рыжий вышибала – наверняка ирландец. Он окинул посетителя равнодушным взором и отвернулся. В баре было шумно, почти все столики были заняты, и лишь у стойки призывно выпятил пухлое круглое сиденье свободный стул. Немов сел и заказал виски.
Компания за соседним столиком громко обсуждала прелести стриптизерш, танцевавших на небольшой сцене. Двое приятелей справа беседовали о погоде. Первый сетовал, что «холодно, и проклятый ветер гонит с озера туман». Второй вяло отвечал местной поговоркой: «Не нравится погода в Чикаго? Подожди полчаса, и она поменяется». Слева ворковала парочка: очевидно, простоватый, но красноречивый мачо закадрил девицу непосредственно в баре. Он шептал ей в ухо комплименты, надеясь на бесплатный секс. Она хохотала и крутила прядку пегих волос.
Дородная официантка, пользуясь перерывом, продолжила разговор с барменом. Андрей прислушался. Речь шла о недавнем ограблении банка поблизости. Украли полтора миллиона долларов, расстреляв охранников.
– И новостей никаких нет. Разве что вроде один охранник все-таки выжил, врачи постарались. Ты его не помнишь, Кайл? Он к нам часто наведывался. Пожилой, седой, пиво заказывал. Ко мне подкатывал!
Парень отрицательно покачал головой.
– Как же его… С ним еще Томми общался. То ли Клаус, то ли Паулс, – официантка вопросительно поглядела на бармена
– Полиция, кстати, схватила кого-то на месте преступления. Не раскололи?
– Помилуй, откуда ж мне знать? – женщина взяла поднос и направилась в зал. В профиль она была гораздо симпатичнее. Родинка на щеке придавала ее лицу пикантность.
В помещении было накурено. Пахло спиртным. Посидел в баре около часа, понаблюдав за Жозефиной. Шарм у нее, определенно, имелся. Оставил щедрые чаевые, на прощание посмотрел ей в глаза прямым взглядом.
Ветер стих. Стеклянный купол ночного неба, покрытый инеем звезд, угрюмо нависал над городом. На улице царила тишина, какая бывает ночью в украинских хуторах, затерянных средь лесов. Ноги вынесли путника на East Harrison Street, где удалось поймать такси. Вернулся в отель, шатаясь от усталости. На автомате принял душ. В спальне расстелил постель и залез под одеяло. Перед тем как заснуть, в памяти всплыла последняя беседа с Соней и ее трогательное признание:
– После знакомства с тобой я поняла кое-что очень важное. Да, может быть, я готова часами обсуждать преимущества стиля Версаче перед Армани и при этом не иметь понятия, кто такой Достоевский. Но это не значит, что я не способна оценить чьи-то душевные качества. Мне кажется… Нет, я уверена… Я знаю – я люблю тебя. А ведь чувства не зависят от наличия или отсутствия вузовского диплома. И пусть я не владею логарифмами, зато вычислила самую важную задачу в жизни и нашла ответ: любовь дороже всего. Ради любви легко пожертвовать деньгами, комфортом, гордостью и не воспринять это как жертву. Потому что любить кого-то, любить самой, испытывая все мыслимые и немыслимые терзания – настоящее счастье. Возможно, ты будешь смеяться… Он не смеялся.
ГЛАВА 28
Крайтон предполагал, что за время ожидания события голова разорвется от мыслей. Он ошибался. Мыслей было мало. Известные писатели создавали многостраничные романы о душевных страданиях людей, приговоренных к смерти. Откуда столько фантазии? Томас горько усмехнулся: его размышления тянули максимум на короткий рассказ. О чем рефлексировать? Он просил способ спасти дочь и получил его. То, что придется расплачиваться собственной жизнью, – уже нюанс. Печально, конечно. Умирать не хотелось. Но еще больше не хотелось, чтобы умерла Тина. Ему пообещали, что он увидит их. Своих девочек. Перед тем, как…
– Лицом к стене! Руки за голову!
Его обыскали и повели в приемное отделение, где он долго отвечал на вопросы. Дежурный объяснил, что за ним прибыл полицейский фургон, чтобы отвезти в суд на слушание по делу. XR1070 не питал иллюзий, куда именно его повезут. Конвоир вывел заключенного на улицу, открыл дверцу машины, подтолкнул в спину. Фургон тронулся, выплюнув из-под колес снежные комья.
В зарешеченное окошко неистово долбилось солнце. Зажмурился: свет впивался в глаза остервенелыми иглами. В такой ясный погожий день веришь в чудесное будущее. Даже когда знаешь, что его нет. Автомобиль мчался по хайвэю, свернул на второстепенную дорогу, а потом в переулок. Затормозил. Полицейские вытащили подследственного из фургона и усадили в припаркованный на обочине джип с тонированными стеклами. В салоне было трое.
– Трогай, – приказал адвокат водителю и повернулся к Томасу. – Добрый день. Как самочувствие?
– Наручники жмут.
– Нда, неприятно.
Минут двадцать ехали молча. Здоровый детина, умостившийся на переднем кресле, неотрывно глядел на Крайтона, накрыв ладонью лежавший на коленях пистолет. Джип остановился.
– На выход? – нарушил тишину пленник.
– Нет. Видите? – Хоук указал на здание напротив, огороженное невысоким белым заборчиком.
– И?
– Это клиника. А это мобильный, – адвокат достал из кармана телефон. – Я набираю номер вашей жены. Пять минут. Лишнее слово – и разговор прервется.