Лодка и Я (сборник)

Янссон Туве

Я крутила свой стакан и хотела, чтобы громкоговоритель замолчал. Здесь что-то было не так.

— И вот теперь я спрашиваю себя, что же правильно, — продолжал Самуэль оживленно, — не могло ли это все быть тем, что восстает против нашей природы, то есть нашей основной природы? Мы можем сказать: природа наказывает самое себя, так как мы творим что-то неестественное для нас и потому — плохо себя чувствуем. Согласно верованиям некоторых восточных народов, то, от чего мы себя плохо чувствуем, — грех. Представь себе человека, который упорно старается стать художником и отказывается понять, что таланта не хватает, — он упорно работает

по десять часов в день в течение, ну, скажем, десяти лет. Он работает до сорока, пятидесяти лет, все время одинаково прилежно, но без каких-либо художественных успехов. И вдруг он неожиданно прозревает и понимает, что работает супротив своей истинной природы, и тогда пора с этим покончить. Но выберет ли он потом путь назад или смирится — зависит от самого человека. Ты понимаешь, существует смирение разного рода; кто-то, например, успокаивает себя наркотиками или бурной жизнью. Самуэль стукнул рукой по столу и мрачно взглянул на меня. Он сказал:

— Я совсем не уверен, что живопись является моим единственным призванием, с таким же успехом это может быть музыка.

Он продолжал:

— Тебе не стоит беспокоиться, надо только ждать и держать глаза открытыми; все время происходит так много событий, и ты не всегда знаешь, чем тебе следует заняться. Не огорчайся, но попытайся наконец понять: мы должны держать глаза открытыми и видеть, когда стоим на распутье, ведь столько разветвлений на нашем пути: тропинки, боковые дороги, разные возможности, — понимаешь? — и иногда сбиваешься со своего пути и идешь какое-то время рядом. И тогда можно помочь друг другу.

— Надеюсь, мы долго сможем идти рядом, — торжественно сказала я, и мы долго молчали, думая друг о друге.

Самуэль заговорил снова, так бурно, что испугал меня.

— Я хочу быть художником, — сказал он, — я хочу думать синтетически. Человек — машина, думающая синтетически. Я хочу видеть, не думая о том, как устроен глаз. Мы никогда никуда не сможем прийти, все время анализируя, и не сможем получить даже намека на объяснение всего, что происходит под солнцем. Лучше не думать об этом.

Я подумала, что он абсолютно прав, и сообщила ему об этом.

— Ученый анализирует, — угрожающе сказал Самуэль, — а я думаю синтетически. Если у меня будет шестеро детей, то пятеро из них будут художниками, а шестой, и самый глупый, может стать директором банка, биологом или доктором.

Он подумал немного и с настойчивостью произнес:

— Главное — это прожить достойно. Не правда ли?

Я не успела ответить, так как Самуэль сразу же продолжил:

— Не жить счастливо, или справедливо, или насыщенно. Мы будем жить правильно. И пусть природа воспитывает нас, чтобы мы могли обрести самих себя. И пока мы живем, мы будем искать тех, кто сможет нам что-нибудь передать и помогать нам в дальнейшем.

Я кивнула, чувствуя необычайную гордость.

— Подумай, например, — воскликнул Самуэль, — чтобы существовать, мне необходимы углеводы, азот, вода и кислород. У тебя я нахожу, скажем, кислород, углеводы и азот. Допустим, у Бойера я нахожу воду. В этом случае ты для меня более необходима, потому что у тебя — три ингредиента, а у Бойера — только один. Но вода мне тоже нужна, без воды твои ингредиенты беспомощны.

— Я думаю, Бойер слишком много пьет, — заметила я.

Самуэль сразу продолжил, он сказал:

— Таким образом,

я люблю всех людей, потому что все они помогают мне более или менее. И если приходит желание изучать и копировать их, учиться у них, то потом постепенно все это переплавляется в твое собственное — или, если хочешь, просто выбираешь то, что подходит тебе самому, и это становится полностью твоей собственностью. Точно так же и с живописью.

— Так должно быть, — сказала я.

У меня было такое чувство, как будто бы я все время переплавляла какие-то вещи…

— Да? — спросил Самуэль и посмотрел на меня, а я не знала, как продолжать, и несколько вяло произнесла:

— На это же потребуется колоссальное время.

А потом у меня сильно разболелась голова.

Когда мы вышли на улицу, Самуэль выглядел оживленным и радостным, а я чувствовала себя довольно жалкой.

— Теперь твой черед говорить, — предложил он.

— Но я же говорю совсем по-другому, — ответила я, — ты все больше объясняешь, а я рассказываю о том, как есть. — Это звучало не очень хорошо, и я быстро добавила: — И могло бы быть.

— Неплохо, — сказал Самуэль, — «как могло бы быть». Ты, наверное, будешь очень умной. Я буду гордиться тобой!

Это был очень важный вечер по многим причинам. Но на самом деле я не думаю, что идеи Самуэля насчет духовного обмена очень уж подходят мне. Во всяком случае, пока.

Дочь

Привет, мама, это я! Так плохо слышно… я позвоню чуть позже, но тогда ты, возможно, уже заснешь?

(бодро) Ну вот, спи спокойно, ведь я могу позвонить еще раз!

Но мама, послушай, что я скажу: это как раз последнее, чего я хочу! Для меня просто ужасно, если ты сидишь у телефона и ждешь, и ждешь, не делай этого! Я позвоню позже, позвоню когда позвоню! Как ты там?

Но это хорошо! Просто чудесно! А ты заварила себе вечерний чай?

Но, мамочка, нужно! Половина мира живет в одиночестве и во всяком случае заваривает себе чай, ну будь добра! Ведь это легче легкого, ты только попробуй…

(холодно) Ну хорошо, у тебя нет желания. Превосходно. У тебя нет желания.

Нет, тебе кажется, я говорю хорошо, как всегда, я только имею в виду, что ты должна поступать, как тебе хочется. Иногда нет желания, и в дальнейшем ничего с этим не получается, тогда надо заняться чем-то другим, к чему есть желание, не правда ли?

Да, мама, я знаю, знаю. Ну то, что у меня так много дел, а у тебя вообще ничего! Точно. Я знаю это.

Ну конечно, я благодарна!

Мама, послушай! Ты не посмотришь Кларка Гейбла [118] в девять двадцать, я отметила эту передачу в твоей газете, второй канал. Землетрясение в Сан-Франциско, жутко интересно?!

118

Американский киноактер, звезда Голливуда (1901–1960), стал широко популярен после фильма «Унесенные ветром» (1939), где сыграл роль Ретта Батлера.