Лодка
Шрифт:
Старик продул цистерны не до конца, так что наша верхняя палуба едва приподнимается над водой. Если только не взглянуть сбоку, подводную лодку в нас никак не распознать.
Старик поворачивает наш нос к движущемуся огоньку правого борта приближающегося суденышка. Для наблюдающего с палубы парохода мы находимся между ним и береговой линией, которая скрывает очертания нашей боевой рубки: никогда не забывай о фоне, на котором показываешься — старое правило!
Старик продолжает медленно поворачивать
— Фу! — восклицает Старик. — Ради всего святого, смотрите в оба, как бы кто не появился перед нашим носом! Вокруг должны быть еще паромы и посудины вроде этой.
Он водит биноклем по сторонам. Внезапно справа по борту возникает тень. Отворачивать уже поздно! Мы расходимся с ними так близко, что замечаем светящийся огонек: нет никакого сомнения — там человек курит сигарету. Если бы он хоть немного присмотрелся бы, то наверняка увидел бы нас, необычный контур, наполовину скрытый в дыму.
Теперь перед нами встают еще три или четыре силуэта. Они приближаются или удаляются? Что происходит?
— Какой оживленный перекресток, — бормочет Старик из-под бинокля.
Видны огни — кормовые фонари — издалека доносится гул.
— Похоже, они стоят на якоре, — слышу я голос штурмана.
— Вы полагаете, мы уже добрались до внутреннего рейда?
— Похоже, что так!
Вдалеке появляется настоящее ожерелье огней, аккуратно выложенное вдоль линии горизонта. Правда, во многих местах оно разорвано: значит, там вдоль пирса ошвартовались корабли — да вон и их силуэты.
Справа по борту тоже виднеются пароходы. Их положение определить нелегко. Если бы они все стояли на якоре, развернувшись в одну сторону, это было бы проще сделать. Но одно судно смотрит на нас кормой, а соседнее показывает свой нос. Невзирая на темноту, их контуры хорошо различимы на фоне далеких огней.
— Скорее всего, они залегли между какими-нибудь транспортами, — бормочет Старик.
Я понятия не имею, как он собирается найти нужный нам пароход — немецкий корабль «Везер», которое должно снабдить нас всем необходимым.
— Судовое время?
— 21.30!
— Превосходно, все идет по плану!
Старик отдает почти одну за другой две команды, быстро перекладывающие руль. Похоже, в этом месте проходят сложные течения. Рулевому дремать не приходится.
Боже, если бы только мы могли воспользоваться нашим прожектором. Это же полнейшее безумие — пробираться в незнакомом доме наощупь.
Как бы то ни было — вокруг нас с дюжину пароходов и, по всей видимости, военных кораблей. Вон там, три румба правее, маячит что-то, похожее на канонерку
Старик приказывает остановить машины. Некоторое время мы продолжаем скользить по инерции, при этом наш нос поворачивается направо.
— Теперь нам осталось лишь отыскать ту самую посудину! — обнадеживающе заявляет Старик.
Вновь раздаются команды машинному отделению, затем рулевому, опять команды мотористам, и вновь целая россыпь рулевых приказаний. Мы шныряем зигзагом меж огромных теней.
Приказы рулевому и машинному отделению сыпятся, как из пулемета.
— Я сейчас сойду с ума! — шепчет второй вахтенный офицер.
— Это не решит нашу проблему, — отвечает ему Старик.
— Вон наш трамвай! — восклицает второй вахтенный, решивший пока отложить свое помешательство.
Действительно, как у трамвая, вспыхивают голубые искры! Словно в подтверждение своего сходства, вагонные дуги еще пару раз высекают искры.
Прямо перед нами лежит огромный темный массив. Должно быть, его образуют перекрывающиеся контуры двух или трех кораблей.
— Там кто-то сигналит! — докладывает штурман.
— Где?
Я напряженно вглядываюсь в темноту. На долю секунды в середине этой громады вспыхивает крошечный огонек.
Старик молча наблюдает за ним. Сигарета загорается снова, пропадает, снова появляется.
— Это сигнал! — произносит Старик и глубоко вздыхает.
Не веря услышанному, я вперился взглядом в непрестанно мерчающую точку. То, что там загорается, не может быть больше карманного фонарика.
— Какую же зоркость они ожидают от нас? — невольно вырывается у меня.
— Все более яркое вызовет подозрение, — говорит Старик.
Наша лодка постепенно сходится бортами с темной массой, которая распадается на три силуэта: три корабля, стоящие в ряд. Сигнал поступает со среднего. Силуэты начинают расходиться. Мы держим курс прямо на центральный. Сначала он лежит на ста двадцати градусах, теперь на ста. Постепенно он вырастает, превращаясь в стену. Старик отдает приказ к повороту. Вдруг я слышу немецкие голоса:
— Осторожно! Кранцы! Продвиньтесь немного!
— Смотрите, не свалитесь за борт!
— Здесь еще одни кранцы!
Полоса воды между выпуклостью нашей носовой цистерны плавучести и крутым бортом корабля неуклонно сужается. Теперь нам приходится задирать головы, чтобы разглядеть над нами фигуры людей, перевешивающихся через ограждение.
С верхней палубе доносится приглушенная брань нашего боцмана, нещадно погоняющего своих матросов. Сверху спускаются четыре или пять привальных брусьев.
— Хорошо, хоть знают, как крепить их! — замечает Старик.
— Наверное, у них уже есть некоторый опыт. Или вы думаете, что мы у них первые гости?