Лодка

Букхайм Лотар-Гюнтер

— «Южная Каролина» — корабль — сначала назывался — «Южная Каролина», — запинаясь, произносит первый вахтенный. Испанец, уловив его слова, начинает кивать головой, как клоун на арене цирка. — Тем не менее, теперь это «Королева Виктория». Пять лет назад — ее купили — у американцев.

Старик и испанец смотрят друг на друга с таким видом, словно каждый готов вцепиться другому в глотку. Стоит такая тишина, что слышно, как падает каждая капля конденсата.

— Он говорит правду, — раздается голос штурмана от стола. — Четырнадцать тысяч гросс-регистровых тонн.

Он держит в руках судовой регистр.

Старик переводит взгляд

с испанца на штурмана и назад на испанца.

— Повторите еще раз, — произносит он голосом, похожим на удар бича.

— Корабль указан в приложении к регистру, господин каплей, — и, увидев, что Старик по-прежнему не реагирует на это, добавляет немного тише. — Господин обер-лейтенант не сверился с приложением.

Старик стискивает кулаки и переводит взгляд на первого вахтенного офицера. Какое-то мгновение он борется сам с собой, чтобы удержать себя под контролем. Наконец он рявкает:

— Я — требую — объяснения!

Первый вахтенный неуверенно оборачивается к штурману и направляется к судовому регистру. Он делает пару неловких шагов к столу с картами и останавливается. Он опирается на стол так, что можно подумать, будто его ранило.

Старик дрожит, словно от неожиданного ужаса. Прежде чем первый вахтенный успевает сказать хоть слово, он с вымученной улыбкой на лице поворачивается назад, к испанцу. Испанский капитан сразу же чувствует перемену настроений и моментально становится опять чертовски разговорчивым.

— «Южная Каролина» американский корабль — теперь «Королева Виктория» испанский корабль.

Это повторяется пять или шесть раз. Постепенно выражение страха исчезает с его лица.

— Штурман, взгляните на эти бумаги! — приказывает командир.

Но не успевает он начать пролистывать их, как мы уже получаем разъяснения от испанского капитана:

— Dos mil pasaieros — por America del Sud — Buenos Aires! [136]

Старик очень громко втягивает носом воздух, затем резко выдыхает его через раскрывшийся рот. Все его тело обмякает. Но вот он хлопает испанца по плечу. Глаза другого испанца — должно быть, первого помощника — загораются, как свечки на рождественской елке.

136

— Две тысячи пассажиров — в Южную Америку — Буэнос-Айрес! (исп.)

Теперь нашего командира не узнать, его как будто подменили. Складывается такое впечатление, что он совершенно не замечает первого вахтенного офицера. Словно по волшебству, появляются бутылка коньяка и три бокала:

— Никогда не надо отказываться выпить с друзьями.

Испанцы воспринимают эти слова, как некий тост, и не хотят ударить в грязь лицом. Снова раздается их бешеная трескотня, перемежаемая криками:

— Eilitler! Eilitler! Eilitler! [137]

137

— Хайль Гитлер! (искаж. нем.)

Первый вахтенный офицер белый, словно простыня. Он промямливает очень приблизительный перевод последней тирады:

— Их капитан говорит — он думал, что мы — что

мы — английский патрульный корабль. Вот почему — поэтому он — так долго тянул время. И лишь когда — он понял, что мы не англичане — тогда все пошло наперекосяк. И тогда первая лодка, которую они выслали — она перевернулась, как он говорит.

Испанец кивает головой, словно скачущая лошадь и приговаривает:

— Si [138] ,si, — снова и снова повторяя, — Si, si, si!

138

— Да (исп.)

— …перевернулась и ее отнесло в сторону. Он извиняется.

— Это хорошо, что извиняется! — говорит Старик. — Он должен на коленях благодарить нас и Томми, которые вывели из строя нашу первую «рыбку». И не желаете ли вы сообщить ему, что благодаря вашему старанию он едва не облачился в прозрачный ангельский балахон, так похожий на ночную рубашку? И он, и его приятель, и две тысячи его пассажиров! Почему бы вам не сказать ему об этом?

У первого вахтенного офицера отвисает нижняя челюсть. Он окончательно уничтожен: не может даже контролировать свои мускулы.

Когда испанцы снова уселись в свой баркас, их капитан начинает кричать, предлагая нам патефонные пластинки и фрукты: всего полчаса, и нам все доставят прямо на лодку — все самое свежее! Испанская музыка! Фламенко! Превосходные свежие фрукты, очень много, хватит на всю команду!

— Отваливай, старый придурок! — орет один из наших людей на верхней палубе, и отталкивает испанский баркас от нашей цистерны плавучести. Первый номер, вооруженный багром, приходит на помощь. Весла с плеском опускаются в воду. Звучат обрывки испанской речи, а потом доносится нечто, похожее на «Wiedersehen» [139] .

139

До свидания! (искаж. нем.)

— Вы что — рехнулись! — рычит боцман. Вскоре испанцы снова превращаются в темное пятно.

— Похоже на это! Даже не зажгли сигнальные огни! — ворчит им вслед штурман. — Они были в двадцати метрах от нас, прежде чем мы заметили их. Совсем спятили!

Мы все смотрим им вслед, но баркаса уже и след простыл: ночное море поглотило их без остатка.

Старик занят тем, что отдает приказания машинному отделению.

После этого он находит первого вахтенного офицера в кают-компании.

— Вы имеете хоть малейшее представление? — у вас осталось хоть немного мозгов, чтобы понять, что вы едва не совершили? Что я едва не совершил, потому что мой образцовый первый вахтенный офицер, чемпион среди вахтенных офицеров, настолько некомпетентен, что не может справиться с такой элементарной задачей, как надлежащая сверка с судовым регистром? Я скажу вам кое-что — вас следовало бы отдать под трибунал!

Застрелиться — единственное, что остается первому вахтенному. Но единственный пистолет, который есть у нас на борту, находится в распоряжении командира. К тому же, он надежно заперт.