Лоенгрин, рыцарь Лебедя

Никитин Юрий Александрович

Лоенгрин вздохнул.

– Нил, – сказал он с мягким укором, – ну зачем мне его позорить? Я давал ему время признаться, что он поступил нехорошо… просто нехорошо.

– Но он так и не понял!

Лоенгрин сказал задумчиво:

– Думаю, понял.

– Тогда почему же…

– А ты, – поинтересовался Лоенгрин печально, – из ложной гордости не делал глупостей?

– Ну, то я…

– Все мы, увы… Хоть Тельрамунд и понял все, но у него язык не поворачивался это признать! Ложная гордость, что есть гордыня, – смертный

грех. Я его измучил, выбил боевой дух настолько, что он, тяжелораненый, избитый, растерявший все силы, в конце концов попросил пощады и признался, что оклеветал Эльзу, а также признал клятву на мече ложной. А сбей я его с ног первыми же ударами, он бы стоял на своем…

Дверь им отворили после настойчивого стука, они ввалились в пустое помещение, Нил сразу же рухнул за ближайший стол и завопил мощно, призывая хозяина.

Хозяин в самом деле явился лично, слуг не заставить работать так, как работает на себя сам владелец.

– Доброй ночи, – сказал он вежливо, – что будете заказывать?

Нил сказал важно:

– Разуй глаза! Перед тобой герцог Брабанта благородный Лоенгрин, рыцарь Лебедя!.. Тащи все лучшее.

Хозяин поклонился.

– Да, конечно, все лучшее.

Он удалился, Лоенгрин сказал с укором:

– Не важничай.

Нил изумился:

– Почему?

– Нехорошо.

– Почему?

– Просто нехорошо, – ответил Лоенгрин строго.

Им подали на стол холодное мясо на разогрев аппетита, затем сразу же горячее, и бедный Нил изо всех сил сдерживался, глядя, как Лоенгрин сперва помыл руки, затем сел за стол и, сложив ладони, прочел долгую благодарственную молитву совсем не так вяло, неразборчиво и скороговоркой, как их священник, и теперь Нилу показалось, что впервые он слышит ее полностью…

Перед ним исходит горячим паром только что зажаренный молодой гусь, со всех сторон обложен испеченными в толченых сухарях коричневыми комочками дроздов, но рыцарь сосредоточенно и с чувством договорил последние слова молитвы, помолчал несколько мгновений, не двигаясь, словно впав в ступор, и лишь потом неторопливо взял в руки нож.

– Чудесно, – промычал Нил с набитым ртом, – никогда так не ел…

– Так жадно? – переспросил Лоенгрин.

– Не, вкусно.

– Ты так всякий раз говоришь, – напомнил Лоенгрин.

– Что делать, мой желудок вчерашнего добра уже не помнит, скотина… Кстати, мне как-то довелось пару раз обедать с преподобным отцом Патрикиусом, так он просто говорил: «Благодарю Тебя, Господи, за хлеб-соль», и тут же начинал есть. А то и вовсе: «Благодарю, Господи».

– Намекаешь, что я прочел молитву целиком?

– Ну…

– Эх, Нил, ты в самом деле думаешь, Господь слушает наши молитвы?

Нил застыл с открытым ртом, даже кусок жареной баранины остановился перед его губами.

– Ну… а зачем же тогда молимся?

– Для себя, Нил, для себя.

– Как это?

– Человек только тогда человек, а не скотина,

когда не набрасывается на еду. Уметь сдержать себя – признак благородного человека. Молитва и служит для того, чтобы не начинать хватать еду, как животное. Манеры, Нил, манеры! Только ими и отличаемся.

Он с трудом сдержал улыбку, глядя, как Нил тут же выпрямился, подражая ему, убрал локти со стола и начал есть медленно, не выказывая голода, все время поглядывая на знатного рыцаря, сведущего в куртуазных манерах благородных людей.

Общество требует от рыцаря быть сведущим в вопросах религии, знать правила придворного этикета, владеть «семью рыцарскими добродетелями»: верховой ездой, фехтованием, искусным обращением с копьем, плаванием, охотой, игрой в шашки, сочинением и пением стихов в честь дамы сердца.

Рыцарь Лебедя, похоже, не только владеет всем этим обязательным минимумом, но и знает намного больше, что делает его не просто рыцарем, но образцовым рыцарем.

Нил поглядывал на сюзерена и с неловкостью запивал каждый кусок вином, отмечая, что сам рыцарь Лебедя к вину почти не притрагивается.

Лоенгрин бесшумно опустил чашу с остатками вина на стол.

– Все, – сказал он строго. – Спать. Утром тяжелый день.

– А когда он был легким, – проворчал Нил. – Да еще с утра…

Глава 10

Утром в самом деле рыцарь Лебедя проигнорировал две роскошные деревни с богатыми пашнями и садами, проехал также мимо высокого замка с горделиво развевающимися стягами на башнях, на стене их заметили и махали руками.

Лоенгрин в ответ тоже помахал, Нил спросил с надеждой:

– Заедем?

– Зачем? – удивился Лоенгрин. – У них все в порядке. И с присягой, и с налогами… Мы по делу едем, а не развлекаться!

– Только к неблагополучным?

– Верно. А ты как думал?

Он снова свернул с дороги, на плечи сразу же упала густая тень великанских деревьев, воздух здесь влажный и прохладный, сухой стук копыт по твердой как камень земле сменился мягким шорохом опавших листьев и сосновой хвои.

Долгое время ехали среди высоких деревьев, затем те начали понижаться, становиться слабее и болезненнее, и, наконец, дорогу перегородило темное лесное болото, края уже в кочках мха, а вся середина в ряске и широких мясистых листьях кувшинок.

Нил с дрожью в теле смотрел на темную воду. Зеленоватые призраки поднимаются из загадочной глубины медленно, словно их выталкивает неведомая сила.

Холодная рука страха стиснула сердце, Нил чувствовал, как все нутро сжимается в непонятном предчувствии беды.

– Надеюсь, – проговорил он дрожащим голосом, – хоть через болото вас не понесет напрямик?

Лоенгрин подумал, смерил взглядом расстояние до противоположного берега, посмотрел направо, налево, Нил с трепетом ждал ответа, наконец Лоенгрин поинтересовался мирно: