Логическая история цивилизации на Земле Дополнительные доказательства моей теории (часть первая)
Шрифт:
Я бы, скорее всего, вообще не стал бы упоминать угров, но вся история России зиждется на древних именно угро–финских (чудских) племенах, поэтому я и уделил им несколько строк. И я этим хочу сказать, что ко времени совершенно чудесного в прямом смысле этого слова «возникновения» русского народа угорских племен на нынешней центральной, восточноевропейской равнине уже не было как таковых. Часть откочевала в более спокойные места, часть ассимилировалась, часть была продана в рабство (см. ниже). Примерно как на нынешней «военной» банке консервов написано «каша гречневая с говядиной», но мяса в этой каше уже давно нет, разве что – немного говяжьего жира и тонко размельченной болони (так в старину назывались мясные пленки, которые
Таким образом, к моменту возникновения европейской России на ее «просторах» в наличии имелись только «финские» племена, они же белоглазая чудь со всеми своими многими десятками и сотнями языков, совершенно примитивных в смысле количества используемых слов. Образ их жизни был совершенно оседлый. Племя занимало округу в несколько десятков километров, иногда даже менее, но там было все необходимо для жизни: зверь, рыба, птица, пчелы, грибы и прочая съедобная растительность. Так что никуда далеко ходить было не нужно. Притом все это не иссякало никогда, разве что при каких–либо крупных катаклизмах в виде лесных пожаров. Тайга была бескрайняя, так что всем племенам хватало места, главное при этом, что племена почти не пересекались своими угодьями.
Я, конечно, не был при этом свидетелем, но у меня есть неопровержимые свидетельства из тех времен: все без исключения историки отмечают, основываясь на более древних данных, что чудь белоглазая «не знала оружия». Вот именно с этих данных я и начну исследовать одну из главных черт русской загадочной души, произошедшей из души чудской. Для более детального и разностороннего ознакомления с чудью вы можете почитать другие мои работы. Здесь же я буду вспоминать только те данные, которые пригодятся мне для интерпретации русской загадочной души в смысле, что над ней ее правители могут делать все, что им угодно, без всяких для себя плохих последствий.
Сперва остановлюсь на довольстве жизнью, чтобы вы поняли, что это такое? Возьмем бройлерного цыпленка, стоящего от рождения до смерти от электрошока на одном и том же месте, ни разу не видев не только так называемый «белый свет», но даже и своего соседа через три клетки. Этот цыпленок всегда сыт и напоен, так как иначе его и держать не стоит, и он не знает, что в природе есть другая еда кроме той, что ему дают. Он не знает солнышка, но знает про электрическую лампочку. Ему спать не мягко и не жестко, потому что он не знает про пуховую перину. Зеленая травка ему тоже не нужна, потому что он не знает, что это такое. И так далее про прочие жизненные блага. Спросим у этого цыпленка: хорошо ли ему живется? Я не сомневаюсь, что он ответит: хорошо!
Возьмем крестьянского цыпленка, день–деньской гуляющего по деревне и даже по ее окрестностям. Причем то и дело заглядывающего на соседние дворы, где цыплятам, огороженным сеткой, вываливают кучей самые вкусные вещи, которые ему попадаются на дороге после долгих поисков, и по зернышку вместо кучи: хорошо ли тебе живется? Разумеется, он ответит: очень плохо! То есть, он знает, с чем сравнить.
Чем шире мир, не в смысле его физической широты, а в смысле сравнения своей жизни с соседской, тем больше на глаза попадается отличий и преимуществ, которых данный наблюдатель как бы лишен. Возникает зависть – родная сестра злости. И зависть, и злость требуют сатисфакции. Для сатисфакции, сами знаете, придуманы шпага и пистолет, но все начинали с дубинки. Сатисфакция начинается с индивидуального недовольства, а заканчивается недовольством групповым, в основном из–за науськивания собратьев их вождем. Он и в племени своем получал больше всех из самых лучших общественных продуктов, а уж из отнятых – тем более, ведь это именно он объединил их на грабеж.
Вернемся к цыплятам. Разве может прийти в голову бройлерному цыпленку даже подумать о какой–нибудь сатисфакции? Разве придет ему в голову искать в своей среде таких
Именно, исходя из этих элементарных умозаключений, придется признать, что главная формула чуди как «не знающей оружия» – глобальная характеристика этой самой чуди.
Теперь мне надо растолковать вам, что оружие и орудие (не путать с артиллерийским) – разные вещи, абсолютно разные. Любое оружие направлено против себе подобных, то есть, людей, а любое орудие – есть исключительно средство труда по добыванию себе пищи и других жизненных благ. Тот же самый каменный топор, лук и стрела, и даже силок для ловли птиц и сеть для рыбы могут быть как орудием, так и оружием. Но в первую очередь, они – орудие. И тот, кто не догадался пока применить орудие труда в качестве оружия против собрата по отряду высших приматов, и есть народ, «не знающий оружия».
Птицефабрику по производству мертвых бройлерных цыплят вполне можно уподобить отдельному таежному племени, живущему в заданном уголке живой природы и редко, случайно общающемуся с отдельными представителями соседнего племени. При этом довольство своей жизнью, как в том, так и в другом племени из–за незнания степени научно–технического прогресса друг у друга, не вызывает зависти, ее сестры – злобы и производной от последних – войны.
Теперь давайте ненадолго заглянем в генетику. Только с одним условием, которое у меня описано и доказано в других работах: научно–технический прогресс сверкнул как молния на историческом времени автономной жизни племен и народов. Причина – в торговом племени, которому я посвятил столько своих работ, что даже перечислить их здесь не представляется возможным. Другими словами, молния научно–технического прогресса в длинной ночи по сравнению с продолжительностью автономии, вернее, изолированности племен друг от друга, есть не фигуральность моей мысли, а самый настоящий факт порохового взрыва на фоне времени до изобретения пороха. И это напрямую связано с генетикой, соответствующим выводам из которой я тоже посвятил немало работ.
Человек за время своей эволюции накопил в себе генов, отвечающих за разные наследственные «дела», всего лишь в два с небольшим раза больше, чем обыкновенный «дождевой» червяк. У червяка, кстати, 11 тысяч генов. И если мы задумаемся, на фига же ему их столько при такой–то его примитивной жизни, то можно сделать вывод, что подавляющее их большинство «спит», никак себя не проявляя в потомствах, ибо червяки пока что не научились, например, летать и сочинять стихи. Потому, что им это было пока незачем, окружающая среда их это делать не заставляла, и естественный отбор не оставлял жить и оставлять в потомстве только червяков–поэтов. Но само многообразие спящих генов есть предпосылка, что сам черт червякам не страшен, для любого катаклизма проснутся требуемые гены, единичные мутанты с этими проснувшимися генами устоят в катаклизме и дадут такое же устойчивое потомство, например, летающих червяков, или жующих камни вместо вкусных, сгнивших корешков травы.
Вторично обращаю внимание, что у нас с вами всего в два раза больше генов, так что не очень о себе воображайте, «уникальные творцы природы». Жизнь ваша, куда как разнообразнее. Но не думаю, чтобы все ваши гены были в непосредственном действии. Подавляющая их часть тоже сидит в вас пока без дела и ждет своего часа. Поэтому не надо беспокоиться, что человечество вымрет как мамонты. Мамонты, как известно, вымерли только в Восточной Сибири, и я не сомневаюсь, что это произошло в катаклизме типа Тунгусского метеорита. Для нас это означает, что все мы на Земле помрем, если, например, внезапно потухнет Солнце.