Логово гадюк
Шрифт:
А что насчет меня? Я выбил его.
Снова и снова, независимо от того, насколько сильно это тело пострадает. Это единственный способ, которым я могу функционировать. Чувствовать, как адреналин бурлит во мне, выплескивая мою ярость на другого человека. Они часто не покидают ринг на своих двоих. Присутствующие скандируют мое имя, когда кровь капает с моих выпирающих мышц, и им это нравится.
Я ненавижу это, но это необходимость.
Когда-то все было совсем иначе. Я был лучшим, даже делал это профессионально, прежде чем понял, сколько денег можно получить в подпольной битве. Теперь
Мне нужна их боль.
Они — мои холсты, а мой кулак — кисть.
~
Я бью парня кулаком. Он пытается загородиться, спрятаться за руки, но не может остановить меня. Я отдаю ему все, отдаю себя этим эмоциям, пока не превращаюсь в одно сплошное негодование. Он падает на пол, а я не отстаю от него.
Прижимая его к земле, я бью кулаками по его незащищенному лицу. Костяшки моих пальцев хрустят, раскалываясь. Моя собственная кровь покрывает его лицо, но даже тогда я не останавливаюсь. Толпа кричит, прижимаясь ближе, так что они почти ощущают вкус кровопролития. Им это нравится.
Они скандируют мое имя, но все это превращается в сплошной гул, когда я размахиваю кулаком за кулаком. Парень отключается, но я продолжаю переть буром, его голова дергается в сторону с каждым сильным ударом. Кто-то пытается остановить меня, но я отталкиваю его. Я не могу остановиться. Просто не могу.
Мне это нужно.
Мне нужно, чтобы он истекал кровью.
Мне нужна боль.
Меня оттаскивают от парня, он едва дышит, его лицо осунулось. Поворачиваясь, я рычу, ударяя любого, кто подходит слишком близко, пока рефери и четверо охранников, пытающихся остановить меня, не появляются в поле зрения.
Грудь вздымается, мышцы болят, я стою посреди ринга мокрый от пота, а на меня бьет луч прожектора. Я киваю, давая им понять, что все осознаю, что со мной все в порядке. Все затихает, пока судья не хватает мою поврежденную руку и не поднимает ее в воздух, крича в микрофон о моей победе. Мне все равно.
Я стою и наблюдаю, как толпа, крича, скандируя и топая, набегает, заполняя подвал старой бумажной фабрики. Стойки сделаны из того, что они смогли найти, а ринг представляет очерченное мелом пространство с веревками вокруг него.
Но здесь живут одни из самых богатых людей города, а также самые бедные. И все же они — бойцы, беспризорники, каким и я когда-то был. Любой, кто пытается изменить свое будущее, отдает за свое желание все, что у него есть. Судья наклоняется ближе.
— У нас есть еще один парень, похоже, тебе это и правда нужно сейчас.
Я киваю, он прав. Глаза Рокси постоянно вспыхивают в моем сознании, и мне нужно, чтобы кто-то выбил их.
— Давай второго, — рычу я, отходя от ринга и выплескивая немного воды, прежде чем умыться. Сняв ленту с костяшек пальцев, я оцениваю повреждения — не так уж и плохо.
Женщина бочком подходит ко мне, когда они поднимают парня, которого я чуть не убил, с ринга, и отбрасывают его в сторону, как мусор. В конце концов, проигравший ничего не получает. Я кладу
Она.
Я должен был догадаться тогда, что она не права, но я был слишком слеп. Слишком доверчив. Слишком наивен. Больше нет. Никогда больше.
Гнев захлестывает в полную силу, когда я смотрю на незваного гостя. Платье, которое на ней надето, слишком обтягивает ее фальшивые сиськи, почти заставляя их вываливаться сверху. Ее рыжие волосы завиты, а лицо покрыто макияжем с точностью до дюйма.
Я не могу не сравнить ее с тем фейерверком в нашей квартире. У нее нет ничего от Рокси.
— Что? — рычу я, надоело быть милым. Мне не обязательно быть здесь, они все меня знают. Знают, кто я такой.
Женщины жаждут попробовать, думая, что могут справиться с безумием, живущим во мне. Парни подбадривают меня, желая увидеть воочию, как я убиваю. Чтобы я вытащил наружу их собственную тьму. Все они ошибаются. Они понятия не имеют, что скрывается в моих глубинах.
— Хочешь, составлю тебе компанию, детка? В конце концов, ты победитель, — мурлычет она, проводя рукой по моей потной руке. Я хватаю ее пальцы и сильно сжимаю, она задыхается от боли, ее глаза расширяются, и страх сочится наружу, когда она дрожит под моим взглядом, отступая назад.
Они все так делают.
Они все думают, что могут справиться со мной, но они ошибаются. Даже если бы я захотел трахнуть кого-нибудь из них — чего я больше не делаю, — я бы не смог. Я убью их.
— Не. Прикасайся. Ко. Мне, — рычу я, как только слышу свое имя. Я отталкиваю ее от себя, и женщина падает на задницу, а люди вокруг нее смеются. Отвернувшись, я возвращаюсь на ринг, готовый снова потеряться в бою.
Может быть, мне повезет, может быть, следующий будет хорошим противником. Может быть, они подарят мне боль, в которой я нуждаюсь, может быть, они наконец убьют меня и положат конец этим страданиям…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
РОКСИ
Не так давно я слышала, как хлопнула дверь. После стычки с Гарреттом я пряталась в своей комнате, пытаясь унять сердцебиение. Хуже всего то, что под всем этим страхом, который я пытаюсь скрыть… есть что-то еще. Что-то темное, что хотело его сжать, что хотело того гнева, который, как я видела, владел им.
Он хотел посмотреть, как далеко я смогу его подтолкнуть… и как далеко он зайдет.
Я в полном дерьме.
Оттолкнувшись от двери, вваливаюсь в ванную, срывая с себя одежду. Я не принимала душ раньше. Я снова заснула, но с ощущением руки Гарретта, все еще сжимающей мое горло, и запахом пота и мужчины, покрывающими меня, я должна принять душ.
Мне нужно смыть то, что я чувствовала в тот момент. Я не боялась умереть, даже не боялась, что это будет больно… Я боялась, что никогда не узнаю, каково это — чувствовать всю эту силу.