Логово льва
Шрифт:
Внешность у Макса была приметная: длинное породистое лицо, чёрные умные глаза, спрятанные за стильными очками в позолоченной оправе, пухлые, красиво очерченные губы.
«Как же на молодого Мишу Ходорковского похож!» — умилился Ник.
А ещё через десять минут он полностью и окончательно был очарован (не подумайте ничего плохого, ради бога!) этим молодым да ранним бизнесменом.
Рождаются на свет иногда люди с такой харизмой, с таким личным обаянием, что только диву даёшься. А как говорил, мерзавец, как говорил! Такое создалось впечатление, что любого человека в чём захочет — в том и убедит бесповоротно. Так что карьера иногда не только на личных взаимоотношениях строится, но и на таланте убеждения, на личной импозантности и артистических способностях, хотя и перебарщивать с этими
Редкий кадр — этот Макс, далеко пойдёт! Если, конечно, в тюрягу в ближайшее время не загремит: власти всех стран к таким интеллектуалам и оригиналам всегда относятся без особого пиетета…
Через двадцать минут Макс наконец-то закончил излагать своё видение динамики развития мировой и региональных экономик, перешёл непосредственно к делу:
— Александр Фёдорович Аматов, пятидесяти лет от роду, из вологодских обувщиков. Отец его двумя фабриками владел: на одной валенки отличные валяли, на другой шили неплохие сапоги из яловой кожи. В Клагенфурте осел с двадцать шестого года, где до этого болтался — точно неизвестно, ходят упорные слухи, что несколько лет прожил в Китае, другие источники утверждают, что во Вьетнаме. Здесь наш уважаемый господин Аматов ведёт двойную жизнь. С одной стороны, он успешный бизнесмен: торгует сталью, химией разной, имеет большой дом, яхту на Средиземном море, под Клагенфуртом открыл шикарный ресторан с громким названием «Москва», недавно из Америки выписал себе «Форд» последней модели. С другой стороны — откровенный жулик, законченный авантюрист и злостный прохиндей. А может, просто больной человек, экономический маньяк, так сказать. Во-первых, обожает проводить незаконные сделки, связанные с антиквариатом. Во-вторых, нельзя Аматову давать деньги: в долг, например, или предоплату делать за партию любого товара. У него то ли принципы такие уродливые, то ли бзик психиатрический. Да нет, деньги он, конечно, отдаст. Только не сразу, года через два-три, после завершения всех бюрократических и судебных процедур. Для него, чудака, это как спорт такой: кредиторов доводить до белого каления, глумиться изощрённо над ними.
— Как же так? — недоумённо спросил Ник. — Но ведь за такие штуки его давно уже должны были в тюрьму посадить, и в Австрии и в Германии законы очень суровые. Почему же Аматов до сих пор на свободе?
Макс только криво усмехнулся:
— Диалектика, дорогие мои товарищи, элементарная такая — диалектика. Зачем же его сажать за решётку, если он деньги рано или поздно, но отдаст? И очередь давно уже образована — из людей уважаемых и, бесспорно, авторитетных. Почему эти его дела до сих пор не получили широкой огласки? И это совсем просто. Во-первых, никто не хочет себя дураком выставлять на весь белый свет. А, во-вторых, если новых дураков не будет, то откуда же деньги для предыдущих возьмутся? Тут имеет место быть тонкий психологический расчёт, плюсом к нему — нездоровая наглость.
Айна тоже проявила любопытство:
— А ресторан шикарный, «Форд» последней модели, яхта на Средиземном море — с этим всем как быть?
— И здесь нет ничего сложного, — опять улыбнулся Макс. — Безусловно, и ресторан, и яхта, и дом в Клагенфурте, автомобиль и прочее являются его собственностью. Только всё это заложено в разных банках. Во-первых, чтобы кредиторы ни на что не могли претендовать. Во-вторых, Аматов по своей натуре является азартным игроком и поэтому терпеть не может, когда деньги или имущество без толку лежат. Он постоянно ввязывается во всякие сомнительные торговые авантюры. А для этого нужны большие деньги. В результате всё его имущество, включая собственные часы и перстень, да и брильянты жены, состоит под залогом банковских кредитов.
— Нам нужно получить от Аматова очень важную информацию, — мягко заговорил Ник о главном. — Причём такую информацию, делиться которой он ни с кем не планирует. Но мы должны её получить — любой ценой, в обязательном порядке! Что вы можете посоветовать нам в сложившейся ситуации?
Максим Яковлев глубоко и печально вздохнул, словно смиряясь с мыслью о предстоящем расставании с некими материальными активами.
— Я получил серьёзное предписание оказать
— А во второй что? — спросил Ник.
— Во второй папке находится подробное досье на меня лично и на деятельность моей фирмы в целом, — загрустил господин Яковлев. — Вся информация, конечно же, правдива на сто процентов! Мы с господином Аматовым являемся личными идеологическими врагами, следовательно, это досье должно его заинтересовать в обязательном порядке. Извините покорно, но это всё, что могу предложить!
— Зачем же идти на такие жертвы? — забеспокоилась Айна, девушка честная и трепетная. — Это же может повредить вашей карьере!
— Полноте, — Макс небрежно махнул рукой. — Современный бизнес характеризуется высокой динамикой развития, чего герр Аматов, кстати, совершенно не понимает. И трёх недель не пройдёт, как это досье превратится в полный, никому неинтересный хлам. Да, вот вам ещё фотографии господина Аматова во всех ракурсах, — бросил на стол толстый коричневый конверт. — Кстати, этот господин является большим поклонником немецких романтических баллад и женской красоты…
Аккуратный, почти игрушечный железнодорожный состав неторопливо, как будто осторожно раздвигая предзакатные лучи местного ленивого солнышка, катил по Австрии. Ник любовался мелькавшими за толстым стеклом пейзажами: высокие горы со снежными пышными шапками на вершинах, бурные ручьи и речки, стекающие по узким горным ущельям, зелёные поля с пасущимися на них упитанными буро-пегими коровами, шикарные сады среди красных черепичных крыш…
Их случайный сосед по купе, оказавшийся словенским бизнесменом-неудачником, говорившем на немецком языке с чудовищным акцентом и частыми грамматическими ошибками, был настроен по отношению к стране, раскинувшейся за окошками поезда, совсем не радужно:
— Здесь кругом царит натуральный патриархальный уклад: спать ложатся рано, часов в девять вечера, преступности и в помине нет, по выходным все без исключения ходят в церковь. Скука здесь смертная, и позитива по бизнесу никакого нет. Кто посмелей — все уезжают в перспективные страны. Куда? А туда, где растущие рынки: Бразилия, Аргентина, Австралия, Канада.
— Так и ехал бы в Аргентину, раз здесь так не нравится! — неожиданно обиделась за австрийцев Айна.
— Мне уже не вырваться, — печально усмехнулся словен, демонстрируя обручальное кольцо. — Три года назад угораздило жениться на австриячке, а она оказалась рьяной католичкой. Никаких тебе презервативов, никаких абортов. Скоро я в третий раз стану папой, куда же мне уезжать — с таким-то выводком?
Утром следующего дня подъезжали к Клагенфурту.
За чашкой утреннего кофе их попутчик-словен продолжил свою просветительскую лекцию:
— Клагенфурт — столица провинции Каринтия. Много лет назад Каринтия эта входила в состав Югославии, а после первой мировой войны отошла к Австрии. На общенародном референдуме решали тот вопрос: посчитали тогда люди, что спокойней с австрийцами будет жить, чем с сербами. Беспокойные эти сербы, воинственные не в меру. Что получилось — трудно сказать, хрен редьки не слаще. Но сейчас про это в Каринтии не любят вспоминать. Чистокровными австрияками считают себя, даже настоящих коричневых националистов развелось — как комаров после дождя: очень уж хочется некоторым забыть о своих славянских корнях, хочется, чтобы все вокруг забыли насовсем про эти корни. Главная же местная достопримечательность — ресторан «Москва». Про этот ресторан вся Австрия знает. Когда фасад «Москвы», по указанию герра Аматова, покрасили в красный цвет, то такой скандал начался, пером не описать! Увидели в том местные политические деятели явную подоплёку — коммунистической направленности. Два с половиной года уже судебные тяжбы идут с переменным успехом, и конца им не видно…