Логово ведьмы

Володина Наталия

– Петр Ильич, там звонит клиент, этот из «Роснефти». Говорит, срочное дело. Будете говорить?

– Ни в коем случае, – добродушно ответил Равников. – Вы же знаете, Надя, я сегодня отдыхаю. Скажите ему: пусть завтра перезвонит.

Он надел халат, раздвинул шторы, с наслаждением потянулся.

– Кирочка, ванна готова? – крикнул он жене.

– Сейчас, Петя, я соли добавляю.

После несложных гимнастических упражнений и ванны Равников спустился в гостиную и попробовал перехватить своего летающего внука, чтобы поцеловать. Получилось не сразу и ненадолго. Хорошо хоть удалось вдохнуть теплый вкусный аромат за ушком, между светлыми кудряшками. Петр Ильич уже собирался подняться в детскую, куда должны загнать ребенка,

чтобы он поиграл в развивающие игры, как опять кто-то позвонил.

– Я не поняла, – удивленно сказала жена. – Какой-то странный звонок. Женщина. Сказала, что представится только тебе и что это очень важно для тебя.

– Что значит – представится? По нашему телефону не может позвонить незнакомый человек. Я подойду.

Он взял трубку и какое-то время недоуменно слушал. Затем стал задавать вопросы, которые заставили его жену изумленно приоткрыть рот.

– Вы предлагаете мне к вам приехать? Вы собираетесь поручить мне срочное дело? Вы вообще нормальный человек? Вы знаете, что… Знаете? А это откуда вы знаете? Вы кто такая? Кто-кто? Ничего себе. Что вы еще обо мне знаете? Что вам кажется? Диктуйте адрес.

– Петя… – выдохнула жена.

– Не волнуйся, Кирочка. Какой-то невероятный случай. Мне позвонила колдунья. Дальше не буду пересказывать, чтобы ты не подумала, что я сошел с ума. Но я поехал.

– Петя, может, ты на самом деле сошел с ума? Куда ты поехал? Зачем? Что значит – колдунья?

– Вот это мы и узнаем, – решительно сказал Равников и пошел одеваться.

Минут через сорок он сидел в кабинете Ирины и старался не жмуриться от зеленого света ее глаз. Свой голос он слышал как бы со стороны и не понимал, почему он такой нерешительный, оправдывающийся.

– Да, в моей практике есть случаи, связанные с судьбой детей. Но ничего похожего на то, что вы рассказали, не было. Я даже опускаю момент вашего мистического вмешательства в эту ситуацию. То, что я делаю, – это другой уровень, борьба за детей между родителями, крупнейшие состояния, наследование и тому подобное. А для обычного криминала есть обычные адвокаты.

– Вы очень стараетесь меня не понимать. В то время, как возможности вашего интеллекта очень велики. Давайте не будем повторять пройденное. Вот на бумажке сумма вашего гонорара, заработанного вчера. Если мы ее немного увеличим, вы сможете отодвинуть на время другие дела?

– Вы сказали, обвиняемая работает на швейной фабрике?

– Да. Работала. Но пусть это вас не занимает. Мне понадобится несколько дней, чтобы собрать нужную сумму. Какие вам нужны гарантии для того, чтобы вы прямо сейчас поехали в следственный изолятор?

– Никаких, – задумчиво ответил Равников. – У адвокатов моего ранга есть свои способы материальной защиты. Звоните следователю.

Когда Ирина поговорила со Славой Земцовым, Равников встал и направился к двери. У порога он оглянулся.

– А почему вы не пользуетесь своими колдовскими способами, чтобы заставить меня работать бесплатно?

– Профессиональный принцип: ничего личного.

* * *

Константин Николаевич приехал домой поздно вечером в растрепанном настроении. Никто так внимательно, как он, не наблюдал сегодня за встречей Игоря и Кати. Игорь увидел ее и остановился потрясенно, как будто не ожидал этой встречи. Катя улыбнулась, подошла очень близко и прямо посмотрела ему в глаза. Константин Николаевич видел, каким нежным был этот взгляд. У него защемило сердце, как будто ему довелось увидеть миг счастья родного человека. А когда они уехали вместе, ему долго пришлось справляться с холодком абсолютной пустоты, отбивать атаку одиночества. Он бродил по дорожкам сада, сидел на крылечке, трогал огромное количество пледов, которые Дина навезла Кате, и думал о том, на что похожа его жизнь. Конечно, клиника, больные, наука. Конечно, масса дел, из которых нужно успеть сделать столько,

сколько получится. И еще дом. Жена Нина, закрытая, как сейф, кода которого он не знает. Сын Ваня. Они не виделись столько лет, острота взаимного гнева, наверное, прошла, но близкими по духу людьми им не стать никогда. И, скорее всего, сын и Нина давно придумали для него пожизненное наказание: он никогда не увидит своих внуков. Но почему Нина с ее безумной любовью к сыну и его детям не уезжает в Америку? Ваня ее не зовет? Господи, как же он не сообразил раньше. Она рядом с ним стережет Ванину собственность. Нина боится, что, если она уедет, он напишет завещание или дарственную на сестру Марину, самого близкого человека. Они судят по себе. Марина живет тяжело, у нее крошечная квартирка в Люберцах, но она никогда не захочет, чтобы из-за нее Ваня лишился хотя бы коврика в прихожей. Константин Николаевич решительно засобирался. Нужно успеть на последнюю электричку. Перед тем как запереть дверь, он совсем другим взглядом окинул маленькую уютную гостиную, террасу. Здесь так тепло, везде Катя разложила какие-то милые пустяки – подушечки, салфетки, на окнах яркие занавески. Это же дом для него! Он здесь может дышать, думать и даже немножко мечтать. А почему нет? В отпущенном сроке любой длины предусмотрено какое-то количество радостей и сюрпризов.

Нина не появилась, когда он заваривал себе чай на кухне, курил, хотя он видел, что за плотно закрытой дверью ее комнаты горит свет. Он глубоко вздохнул и направился к этой двери. Она читала, лежа на кровати, которая за последние годы их жизни приобрела совершенно девичий вид: белоснежное белье с кружевами, маленькие атласные подушечки пастельных тонов. Нина была в шелковой бледно-розовой ночной рубашке, которая застегивалась почти у подбородка. Константин Николаевич придвинул стул, сел на краешек, как в гостях, и подождал, пока жена дочитает страницу и поднимет на него холодный взгляд.

– Я увидел, что ты не спишь. Нам не о чем поговорить, Нина?

– Ты что-то еще придумал?

– Интересная постановка. Никогда не считал себя большим придумщиком. Но твое мнение мне небезразлично. Может, наконец, выясним, чем же я так тебе досаждаю? Что я сделал?

– Ты все сделал. И прекрасно это знаешь. Ты лишил меня сына, внуков, нормальной семьи.

– Ну, что ж. Ты точно обозначила тему. Я как раз хотел спросить: почему ты не едешь к Ване в Америку? Он тебя не зовет?

– Представь себе, зовет.

– И что же тебе мешает? Здесь тебя, как мы оба знаем, ничего не держит.

– Я не хочу об этом говорить.

– Я хочу. Ниночка, неужели ты ждешь моей смерти, чтобы убедиться в том, что квартира достанется Ване? Можешь даже не отвечать. Это был риторический вопрос. Я очень виноват в том, что не решил его раньше. Просто некогда было об этом подумать. Прости. У тебя, видимо, есть знакомые нотариусы, адвокаты. Договорись, пожалуйста, прямо завтра, чтобы они подготовили договор дарения. Ты станешь владелицей квартиры и распорядишься ею, как считаешь нужным.

– Хорошо.

– А потом нам, видимо, придется пройти через неприятную формальность: развод. После него я выпишусь.

– Куда?

– На дачу, если ты не возражаешь. Завещание напишу на внуков.

Константин Николаевич тяжело поднялся и вдруг порывисто взял сухую руку жены.

– Ты не была со мной счастлива, дорогая. Возможно, никогда. Знаешь, я вчера искал щетку для обуви. Рылся в этом старом шкафчике, где у нас свалено всякое барахло. Я нашел там наш первый семейный альбом. Мы – такие молодые. Ты – ослепительно красивая. Крошечный Ваня у тебя на руках. Ты постоянно все раскладываешь по своим местам. Как же нужно возненавидеть нашу жизнь, чтобы сунуть в мусор первый семейный альбом! Я виноват. Я очень виноват в том, что заговорил о разводе только сегодня, а не тогда, когда ты могла сделать другой выбор. Впрочем, ты все еще хороша собой.