Логово
Шрифт:
Хатч и Линдзи стояли плечом к плечу, следя за неторопливо спускавшимся по бетонной стене лучом, пока двумя этажами ниже он не уперся в дно шахты, высветив там какие-то отбросы, пластиковый холодильник, несколько пустых банок из-под шипучего мускатного напитка и почти доверху наполненный мусором пластиковый мешок; все это размещалось вокруг замызганного, комковатого и изрядно продавленного матраца.
На матраце, забившись в угол шахты, сидел Джереми Нейберн. На коленях, прижимая к груди и прикрываясь ею от выстрелов, он держал Регину. В руке у него был пистолет, и, как только луч осветил его, он выстрелил вверх два раза подряд.
Первая
Летя вниз, она не верила, что все это происходит с ней наяву. Даже когда оказалась на дне шахты, тяжело упав на левый бок, все происходящее казалось ей нереальным, может быть, оттого, что она еще полностью не пришла в себя от шока пулевого ранения, а может быть, оттого, что упала на матрац, на краю которого примостился Нейберн. По счастливой случайности не переломав себе кости, Линдзи тем не менее не могла ни вздохнуть ни охнуть: от сильного удара в легких совершенно не осталось воздуха.
Фонарик, тоже не разбившись при падении, лежал рядом, освещая одну из серых стен.
Как в замедленном кино, почти не дыша, Линдзи медленно подняла правую руку с пистолетом вверх, чтобы застрелить Джереми. Но браунинга в руке не было. Видимо, падая, она выпустила его.
Во время падения Линдзи Нейберн держал ее на прицеле, и сейчас прямо на уровне своего лица она увидела направленное на нее черное дуло пистолета. Ствол его был невероятно длинен: между дульным срезом и спусковым крючком умещалась целая вечность.
За дулом пистолета она разглядела лицо Регины, обмякшее, с ничего не видящими глазами, а чуть повыше этого – такого родного – личика, другое, ненавистное лицо, бледное, как сама смерть. Глаза на нем, неприкрытые очками, были жестокими и странными. Она хорошо видела их, хотя отсвет фонарика заставлял его все время щуриться. Встретившись с ним взглядом, она поняла, что находится лицом к лицу с совершенно чужеродным существом, которое только притворяется, да и то не очень удачно, человеком.
"Господи, совершенно ирреальный", – успела подумать она, чувствуя, что теряет сознание.
Линдзи очень надеялась, что успеет потерять его до того, как он нажмет на курок. А впрочем, какая разница! Пистолет был так близко от нее, что она даже не успеет услышать выстрела, который вдребезги разнесет ее лицо.
Ужас Хатча при виде падающей в шахту лифта Линдзи неожиданно сменился изумлением от того, что сам он стал делать в следующую секунду.
Заметив, что Джереми держит ее на прицеле во время падения и что, упав на дно, она оказалась всего в трех футах от дула его пистолета, Хатч отбросил свой браунинг в сторону, на кучу лежащих друг на друге досок, когда-то перегораживавших вход в шахту. Очевидно, решив, что из-за страха ненароком попасть в Регину не станет стрелять в Джереми. Но главным было невесть откуда возникшее твердое убеждение, что пистолет – не то оружие, с помощью которого можно полностью уничтожить Джереми. Совершенно не удивившись этой мысли, он, едва выпустив браунинг из рук, переложил распятие-фонарик из левой руки в освободившуюся правую и прыгнул в шахту лифта,
Затем все происходящее приобрело оттенок какого-то таинственно-сверхъестественного действа.
Ему чудилось, что он не камнем стремительно падает вниз, в черную дыру лифта, а медленно, словно став невесомым, соскальзывает в нее, паря в воздухе, и что потребовалось почти полминуты с момента прыжка вниз, прежде чем он опустился на дно шахты.
Скорее всего, глубоко засевший в нем ужас полностью исказил реальное ощущение времени.
Джереми, заметив его приближение, переместил пистолет и разрядил в него все восемь оставшихся в барабане зарядов. Хатч был уверен, что по крайней мере три или четыре из них точно попали в цель, но не почувствовал никакой боли. А ведь в таком ограниченно-узком пространстве убийца вообще не мог, не должен был промахнуться.
Видимо, в страшной спешке и панике дрогнула рука, державшая пистолет, а Хатч к тому же был еще и движущейся мишенью.
Чуть раньше, пушинкой паря в воздухе, он ощутил, что между ним и Нейберном вновь установилась странная, объединяющая их сознания связь, ж на какое-то мгновение увидел себя глазами молодого убийцы. Это одновременно был он и не он, а кто-то или что-то заключенное в нем, словно тело его стало вместилищем еще какого-то неведомого бытия. Хатчу показалось, что он заметил за спиной у себя сложенные белые крылья. А рядом со своим лицом – грозный лик воина, не испугавший, однако, его, Хатча.
Видимо, Нейберн галлюцинировал, и те видения, которые получал Хатч, были не реальностью, а игрой воображения. Видимо, все обстояло именно так.
И снова Хатч, все еще медленно паря в воздухе, глядел вниз собственными глазами и видел, что и Джереми Нейберн стал вместилищем другого, неведомого бытия, приобретя внешность, причудливо сочетавшую в себе черты змеи и насекомого.
Скорее всего, это была игра света и тени от перекрещивающихся лучей ручных фонариков.
Он и сам толком не мог объяснить себе – ни тогда, когда это происходило, ни много позже, когда вспоминал об этом, – смысл тех последних реплик, которыми они обменялись с Джереми Нейберном.
– Кто ты? – спросил Нейберн, когда Хатч, упав с высоты в тридцать футов, как кошка, мягко опустился на дно шахты.
– Уриэль, – произнес Хатч, хотя и сам впервые слышал это имя.
– Я – Вассаго, – произнес Нейберн.
– Знаю, – отвечал Хатч, хотя и это имя тоже слышал впервые.
– Только тебе дано отправить меня назад.
– И когда я сделаю это, – заявил Хатч, сам не понимая, откуда берет слова, – ты сойдешь вниз не князем, а таким же безмозглым рабом, как тот глупый и бессердечный мальчишка, в которого ты вселился.
Слова эти ошеломили Нейберна. Впервые чувство страха закралось в его душу.
– А мне казалось, что я паук, плетущий сети.
Одним мощным, расчетливо стремительным движением, сам не понимая, как это у него выходит, Хатч ухватил в левую руку пояс Регины, выдернул ее из объятий Джереми Нейберна, оттолкнул далеко в сторону, чтобы ненароком не задеть, и распятием изо всех сил ударил безумца по голове. От удара вдребезги разлетелось стекло привязанного к распятию фонарика, а из лопнувшего корпуса посыпались батарейки. Хатч еще раз ударил Нейберна распятием по голове, затем еще раз и после третьего удара отправил его в могилу, которую тот уже дважды заслужил.