Лохо Эректус
Шрифт:
Зазвонил мобильный. Я взглянул на часы — двадцать три десять. Это был Джордж, но я без эмоций поднял трубу.
— Здравствуйте, Юрий Борисович, — убитым тоном произнес я. — Я вас слушаю.
— Ты деньги Ольге отдал?
— Какие деньги? А… Нет, еще нет. Она не просила.
— Почему? Опять мне вредить что ли начал? — проворчал шеф.
— Нет, просто она не просила. Я же не буду за ней бегать, как мальчик. Ей же надо, не мне.
— Ладно, — неожиданно обрадовался Джордж. — Давай тогда так… Ты теперь лично отвечаешь за то, чтобы она ушла в отпуск. И если в понедельник эта сука еще будет в офисе, заплатишь мне две штуки грина. А потом за каждый день просрочки — еще по пятьсот. Годится?
— Хорошо, Юрий Борисович,
— Ни хуя хорошего, — на удивление спокойно пробурчал тот. — Ты что, специально меня теперь злишь? Так это ты зря. Мне твои приемчики теперь по хую. Но если ты такой крутой, то тогда, может, сам ее в отпуск отправишь? Купишь ей тур за свой счет, а? Не думал?
Я захохотал. Неожиданно, дерзко. Захлебываясь от приступов. Боясь и злорадствуя одновременно. Не в силах ни извиняться, ни оправдываться, ни что-либо объяснять. Точно так, как смеялся тогда под абсентом. И снова будучи не в состоянии себя остановить. И напрасно генеральный орал и извергал проклятия. Мне было уже наплевать — меня прорвало, мой нарыв лопнул. Как перекачанный мяч. Как раздутая грелка. И теперь вся скопившаяся за месяцы унижений ненависть вываливалась из меня обидным для него потоком какого-то не моего, потустороннего, инфернального смеха.
Не имея возможности более контролировать разговор, я разъединил связь и повалился, гогоча, на диван. Только когда я перестал слышать его голос, меня начало отпускать, и через пару минут я был снова в состоянии думать. Первое, что мне сразу же захотелось сделать — это немедленно перезвонить и покаяться. Однако едва я дотянулся до мобилы, снова раздался звонок.
— Хуевый смех, — услышал я знакомое шипенье. — Завтра занесешь мне косарь. Понял, сука?
— Хорошо, Юрий Борисович… — только и успел выговорить я и снова как безумный закатился.
На этот раз я даже не собирался его слушать — сотовый вновь оказался на полу, а сам я корчился в конвульсиях рядом. Когда же приступ затих, в трубке уже были короткие гудки. Не понимая, что со мной происходит, я вытер выступившую на лбу испарину и отдышался. Прикольно я это… Такого номера я от себя, точно, не ждал. Ведь так плюнуть в лицо генеральному я не посмел бы даже во сне. И откуда он мог только взяться, этот дебильный смех? Как мог я посметь столь изощренно хамить начальнику? Так нагло, и вместе с тем, так легко. Как будто это вовсе не я, а кто-то другой, кто мне не подвластен. Мне стало не по себе при мысли о последствиях, которые меня ожидают, и я уже начал было прикидывать, что завтра буду лепетать в свое оправдание, как вдруг тишину вновь прорезал сигнал входящего. Это был снова Джордж.
— А знаешь, что я решил, — начал, с трудом подбирая слова, генеральный. — Ты вообще лучше в офис больше не приходи. И про деньги забудь. Никакой зарплаты у тебя в этот месяц не будет. И никаких, блядь, рекомендаций. Даже не думай. Повоевать со мной, сука, решил. Ну, так я тебе войну, блядь, устрою. Век помнить будешь. Ты кто такой вообще? Ты кого из себя мне тут корчишь? Думаешь, телку мою отъебал, круче стал? Да? Нет, сука, ты пшик! Ты никто!
— Эта телка с яйцами, имейте в виду, — съязвил я, чувствуя, что истерика вновь подступает.
— Уволен, лошара! Уволен, блядь, тварь!
Я попытался сдержать предательский позыв и что-то снова ответить, но тот опять победил, и мой дьявольский смех вновь заполнил пространство комнаты.
Я медленно парил над землей, двигаясь по узкому темному коридору навстречу яркому свету. Было похоже, будто я в состоянии клинической смерти, однако эта мысль меня не пугала. Каким-то надежным знанием я знал, что это не так, и на самом деле я жив и вполне вменяем. Голова моя почти касалась волосами потолка, а раздвинутые в стороны руки будто чувствовали шершавую поверхность стен. Вскоре в конце
Между тем существо меня явно заметило и, наклонив голову влево, принялось внимательно разглядывать с головы до ног. Яркий свет за его спиной теперь обрел очертания и представлял из себя ослепительный, будто бы галогенный, нимб. В руках существо держало вроде бы младенца с поднятым вверх двоеперстием.
— Мы ждали тебя, Лох, — услышал я с трона, не в силах определить, кому из этих двоих принадлежит показавшийся мне знакомым голос. — Мы — Великий Разводящий. А ты кто таков есть?
Я представился.
— Знаешь ли ты, Лох, зачем ты здесь? — снова спросили сверху, и теперь я узнал голос Джорджа.
— Не знаю, Великий Разводящий. Я, видимо, случайно сюда попал. Извини, я не знал…
— Не стоит извиняться, Лох. Никто просто так не появляется здесь. Значит, ты выбран и поэтому можешь задать нам любые вопросы, что тяготят тебя. Обещаем, ты получишь ответы на все из них. Итак, мы слушаем, Лох.
Я задумался. Конечно, прежде всего мне хотелось бы сейчас спросить, как и кому продать картину, сколько она стоит и тому подобные вещи, однако едва я раскрыл рот, вопреки собственной воле смог произнести лишь: "С чего ты взял, что я лох?".
— Хм, — младенец и существо переглянулись. — Ты мудр и начинаешь с истоков. Что ж, изволь, мы ответим. Итак… Мир, в котором ты живешь — это мир подлости и обмана, построенный на подчинении посредством лжи. И в мире этом есть место только для двух субъектов пребывания — Разводящих и Лохов. На первых ты не похож. Значит…
Я сглотнул. Неожиданно для самого себя эти слова показались мне справедливыми, и возражать я не стал. Следующий вопрос сорвался с языка так же внезапно, как и предыдущий.
— Тогда объясни, что это значит, быть Лохом?
— Государства и религии, — продолжило существо, — с самого начала не просто эксплуатируют, а подавляют массы посредством обмана. Но сегодня массы и Власть различаются не как рабы и эксплуататоры, а как электорат и элита, как Лохи и Разводящие. Это всемирный обман, и мы называем его Разводом, который по сути своей есть не что иное, как банальное изъятие меньшинством у большинства их жизненных прав и ресурсов. Одни разводят других, и другие на это ведутся. Одни преуспевают, другие, наоборот, остаются ни с чем. Но принцип и сущность Развода дано постичь не каждому. И тот, кто ради процветания не способен корыстно пользоваться слабостью других, тот, кто будучи хоть раз обманут, сам не в состоянии обмануть никого, и называется Лохом. И не важно, по какой причине он не может этого сделать. По доброте или по глупости. Иными словами, люди делятся на способных к Разводу и неспособных к нему — тех, кто всегда обделен и вечно собой недоволен. Лох — это лузер в квадрате. Тот, кто не только всегда проигрывает, но и всегда за все платит. Причем, чтобы сделать его таковым, Разводящим не требуется насилия. Лохов давно уже не грабят, не загоняют в стойло кнутом, их просто разводят как кроликов, поэтому можно с уверенностью сказать, что они — бесценный социальный капитал. Лоху можно предложить любой Развод, и взамен он с готовностью отдаст необходимые для наживы ресурсы. Вместе с тем Лох может быть вполне компетентен, критичен и не всегда так глуп, как может казаться сначала. Но ум его — задний. Лох способен понять, что его развели, только тогда, когда уже поздно. Когда ситуация приобрела необратимый характер…