Локи. Дилогия

Горъ Василий

– Теперь закрой глаза и расслабься… - почти перестав играть, скомандовала Панацея, еще раз показала мне сжатый кулак, затем зябко поежилась, торопливо скинула на пол халат, стянула трусики и, даже не посмотрев в сторону подушки, под которой всегда держала «дежурную» ночнушку, залезла ко мне под другую руку.

Потом затихла. Эдак минут на десять. А после того, как Федосеева отключилась, проартикулировала одними губами:

– Я ее разговорила, и меня до сих пор трясет от ужаса!

Ее действительно трясло. Пожалуй, даже сильнее, чем в день, когда до нас дошло известие о гибели Саши Потемкина. Однако самым неприятным было не это. С тех пор, как я помог ей справиться с шоком от потери жениха, Забава напрочь забыла

о таком понятии, как стеснение, но в нормальном состоянии души предпочитала спать в чем-нибудь легком, воздушном и красивом, чтобы утром, проснувшись, увидеть восторг в моих глазах и почувствовать себя любимой. Зато те в дни, когда по каким-то причинам оказывалась на грани нервного срыва и начинала «замерзать», на дух не выносила любые тряпки из-за того, что они «мешали согреваться теплом моей души».

В этот раз ее внутренняя потребность в «тепле души» оказалась настолько сильной, что Беклемишева не только забралась под руку, обняла за шею и закинула колено на бедро, но и вжалась в ребра грудью. Последнее «расшифровывалось» очень просто – Забава была уверена, что другим способом «выключить голову» не удастся! Мысленно вздохнув, я коснулся губами спутанной гривы и ласково провел ладонью по влажной спинке. Потом чуть слышно предложил поделиться тем, что гнетет, и сделал только хуже – «захват» на шее стал жестче, а нервная дрожь заметно усилилась.

Настроение начало стремительно ухудшаться. А через пару минут, когда Забава слегка отстранилась и обреченно приподняла правое плечо, вообще рухнуло в пропасть – она не смогла справиться с чувствами сама, и безмолвно просила о помощи!

Пользоваться одним из тех «якорей», с помощью которых я когда-то вытянул ее из эмоциональной ямы, было почти физически больно, ведь это пробуждало слишком неприятные воспоминания. Тем не менее я собрался с духом, закрыл глаза и плавно заскользил подушечками пальцев к изгибу талии подруги. Коснувшись края реберной дуги, двинулся вдоль нее вперед и вверх, а через Вечность дотронулся до основания груди. Беклемишева подалась навстречу и затаила дыхание, прислушиваясь к своим ощущениям и дожидаясь того самого касания. А когда я, наконец, дотронулся до соска, знакомо охнула и… виновато закусила губу.

– Ты – моя. Давным-давно. Поэтому расслабься и получай удовольствие! – еле слышно потребовал я, пропустил «воспрянувший духом» сосок между пальцами и легонечко сжал упругое полушарие. А когда понял, что этого не хватило, озвучил подходящий комплимент: - Она фантастически чувствительна и настолько любит ласку, что это сводит с ума…

– Твоими стараниями… - проворчала Панацея, на миг «перекинувшись» в режим врача. А когда я чуть-чуть увеличил интенсивность ласк, все-таки сосредоточилась на своих ощущениях. Благо на мои прикосновения реагировала не столько телом, сколько душой.

Увы, в этот раз неприятных мыслей было слишком много, и процесс возвращения в норму несколько затянулся. Тем не менее, в какой-то момент волна возбуждения выдернула Забаву из эмоциональной ямы и «убила» озноб, поэтому я просто накрыл грудь ладонью и дал подруге возможность остыть ровно настолько, насколько она считала нужным. И не ошибся – не прошло и пары минут, как она благодарно поцеловала меня в плечо и начала вываливать наружу то, что жгло ее и без того истерзанную душу:

– Первые трое суток пребывания на Фуджейре Даша искренне считает счастливыми, ведь все это время она провела в медкапсуле, залечивая травмы, полученные от людоловов, озверевших из-за потери командира. На четвертое утро «отдых» закончился: врач, занимавшийся ею, решил, что Федосеева здорова, и передал ее в руки мозголомов. А те, еще раз убедившись в том, что перед ними девственница, начали с «пряников»: пообещали золотые горы и безбедное будущее в гареме какого-то шейха в обмен на абсолютную покорность. Тут Даша, по ее же словам, сглупила – вместо

того, чтобы потянуть время и выиграть хотя бы день-другой относительного спокойствия, сходу послала этих уродов куда подальше. После чего пришло время «кнута». Сначала ее приковали к стене и дали возможность понаблюдать за тем, как девушку лет пятнадцати, потерявшую девственность еще до похищения, насилуют трое мужиков. При этом ни на миг не позволяли закрывать глаза или отводить взгляд. А после презрительного плевка в чье-то лицо засунули в учебно-тренировочную капсулу, настроенную под потребности сотрудников «Аиши» каким-то редким уродом, и дали возможность пережить это же насилие в виртуальности, да еще и с полным эффектом присутствия!

Я видел ролик, в котором описывались и худшие методы работы «мозголомов» одной из компаний по торговле живым товаром с четвертой Фуджейры, но все равно похолодел. А Забава, вжимаясь в меня все теснее и теснее, даже не думала умолкать:

– Когда на Дашу не подействовало и это, ей показали смерть от насилия, а затем дали ее почувствовать все в той же «игровой» капсуле. Еще через день продемонстрировали, как снимается кожа с живого человека. Потом разделали его на органы, причем ту часть, которую собирались продавать, деловито упаковали в стазис-контейнеры, а ненужное «мясо» скормили собакам! Не обошли вниманием даже кости – сожгли в том же помещении. И оставили Дашу дышать этим смрадом. На всю ночь. Чтобы она, наконец, перестала упрямиться…

Слушая то, что рассказывала любимая подруга, и представляя то, что пришлось пережить Даше, я воспринимал окружающую действительность сразу в двух разных плоскостях. В одной задыхался от бессильной ярости, изо всех сил старался не скрипеть зубами и мечтал хотя бы на пару минут дорваться до какого-нибудь из этих ублюдков. А во второй сходил с ума, но уже из-за Забавы – пропустив прошлое Федосеевой через себя, она снова вспомнила свое собственное. Причем не гибель родителей и Саши Потемкина, а чудом сорвавшееся похищение. Поэтому примеряла все то, что довелось пережить Даше, к себе, сходила с ума от ужаса и захлебывалась беззвучными рыданиями:

– Поняв, что ее не сломить, эти ублюдки заявили, что она продана, а человек, который ее выкупил, уже вылетел в их сторону, чтобы насладиться очередной дикой кошкой. Даша рассмеялась им в лицо. А они начали демонстрировать ей записи его прошлых визитов. Причем все в той же виртуальности и со стопроцентным эффектом присутствия! Ярик, ты только представь, Даша умирала в руках шейха Аббаса одиннадцать раз и помнит каждую смерть во всех подробностях!! Более того, она, бывает, видит все это внутренним взором даже тогда, когда бодрствует!!!

После этих слов Беклемишеву затрясло снова, причем настолько сильно, что она, не на шутку испугавшись, прижала мою ладонь к своей груди и торопливо сдавила пальцами. Увы, справиться с ужасом, который испытывала несчастная девчонка, одним или несколькими прикосновениями было нереально, и мне пришлось вложить в ласки всю душу и все теплые чувства, какие были. Слава богу, «якорь» и «якорная цепь» оказались достаточно прочными, и минут через двадцать кризис миновал. А Забава, почти добравшаяся до пика, нехотя отстранилась, облизала пересохшие губы и через пару минут продолжила свой рассказ значительно спокойнее:

– В общем, теперь твоя Спутница люто ненавидит черноволосых мужчин, инъекторы, металлические столы, пластиковые ремни и много-много чего еще.

– Ненавидит или боится? – глухо уточнил я.

– Страха в ней нет. Вообще! Зато есть воистину безумная жажда мести: ради возможности убивать людоловов она готова на все. Без каких-либо ограничений.

– Если обо всем этом узнают старшие, то обязательно попробуют использовать ее чувства в своих целях… - плавясь от бешенства, еле слышно выдохнул я. Потом вспомнил, что собирался с утра оставить Дашу дома, и мысленно застонал.