Лола Карлайл покажет всё
Шрифт:
– Я поставлен перед необходимостью проломить несколько голов прежде, чем мы выберемся отсюда, и не могу сказать, что жду этого с нетерпением.
Лола оглянулась через плечо в темноту бара. Ярко светилась эмблема «Миллера»[174] и гирлянда перцев чили, висевшая вдоль огромного зеркала позади бара. Да, люди смотрели, но никто не выглядел так, будто собирался подойти к ним двоим. Во всяком случае, не к Максу, выглядевшему так свирепо, как будто он рвется в бой.
Когда они с Максом вошли в бар, несколько мужчин выкрикнули приветствия, но он проигнорировал их.
– Ты сказал мне, что эти мужчины твои друзья.
– Ага. С некоторыми
– И, ты собираешься представить меня ему?
– Дьявол, нет. Слишком громкая музыка.
Лола закатила глаза и вновь обратила свое внимание на стол. Музыка была не такой уж громкой. Макс просто вредничал.
– Пятерка в боковую лузу, – сказала она и приготовилась к удару. Девушка глубоко вдохнула, но этого оказалось мало, чтобы успокоить нервы. Находиться так близко к Максу, слышать его мрачное ворчание, видеть его прекрасное лицо и голубые глаза, сердито смотрящие на нее, плюс размышления о том, что они запланировали на этот вечер, – все это заставляло ее краснеть, ощущать возбуждение и нерешительность одновременно.
– Во имя Христа, – выругался он.
Лола подскочила и промахнулась.
– Ты не должен говорить, когда кто-то бьет, – сказала она, выпрямляясь. – Этот план не работает. Люди подумают, что мы ненавидим друг друга, и когда придет пора уходить, ни за что не поверят, что мы уходим, потому что мы не можем держать руки подальше друг от друга. – Она ткнула пальцем ему в грудь. – И всё из-за тебя. Ты придурок!
Макс схватил ее запястье и поднес ладонь девушки к своим губам.
– Ты так прекрасна, что я становлюсь безумцем.
Окей, возможно, он не придурок.
– Теперь все будут думать, что ты шизофреник.
Он покачал головой и его губы коснулись ее пульса.
– Всего лишь небольшая ссора любовников.
Легкое теплое покалывание охватило ее руку.
– Мы не любовники.
Макс притянул ее к себе и закинул ее руку себе на шею.
– Пока, – сказал он, внезапно улыбнувшись так чувственно и мужественно, что сердце ёкнуло и пульс ускорился. – Но могли бы, если ты будешь паинькой и скажешь мне парочку непристойностей.
Ни за что. Она не говорит непристойностей, по крайней мере, она не думала, что говорила их, и если они когда-нибудь соберутся опять заняться любовью – а Лола не уверена, что это хорошая идея – то ему придется совершить первый шаг. Чего он не потрудился сделать, с тех пор как они покинули остров.
– Макс, я не говорю непристойностей, – сказала она ему.
– О да, говоришь.
– Нет, меня воспитали в убеждении, что леди никогда не сквернословит.
Он расхохотался и схватил свой кий.
– Сладкая, я отчетливо помню один момент, который ты забыла.
Опустив руку, она наблюдала, как Макс двинулся на другую сторону стола и подготовился к удару. Должно быть, он о том случае, когда они занимались любовью. Лола не припоминала никаких непристойностей, но предположила, что это было возможно, так как она была ужасно напугана и не в себе. И, если быть до конца честной, Макс возбудил ее той ночью. Теперь простая мысль об этом заставляла ее вновь воспламеняться.
Макс указал
Лола не могла позволить этому случиться. Если и был человек, годящийся Максу в соперники, то это Лола. Она оперлась ладонями о край стола и окинула его взглядом. В дни работы моделью, когда ей нужно было соблазнять с глянцевых журнальных страниц, она использовала определенные уловки. Например, подумать о лучшем любовнике, который у нее когда-либо был. Сейчас, несколько лет спустя, старая уловка пригодилась. Это как езда на велосипеде, но теперь не приходилось долго думать или с трудом подбирать кандидата. Он глядел прямо на нее. Лола подумала о своих руках на его обнаженном теле, прикосновениях к нему, ощущении его плоти на кончиках своих пальцев. Она облизала губы, приоткрывая их и делая легкий вдох. Ее веки прикрылись, и Макс промазал.
Мужчина двинулся к ней, и она выпрямилась.
– Хороший удар, ковбой – сказала она.
– Я слегка отвлекся на твою грудь и этот «разложи-меня-на-бильярдном-столе» взгляд, которым ты меня одарила.
Девушка рассмеялась и даже не пыталась отрицать обвинение.
– Это сработало.
– Да, плохо, что у меня нет ничего, что сработает на тебе подобным образом.
Он понятия не имеет. Одна лишь мысль о нем заставляла ее нервничать.
– Макс, я сожалею, что назвала тебя придурком.
– Не переживай. – Он провел ладонью по ее плечу и задней стороне шеи. – Я был придурком.
– Действительно. Но мне не стоило этого говорить. Я просто очень нервничаю.
– Насчет вечера?
– Да.
– Еще не поздно всё отменить.
– Нет. Я хочу сделать это. Я должна.
– Я позабочусь о тебе. – Он прислонил свой кий к столу и притянул ее ближе. – Ничего не произойдет.
Лола поверила ему. Он мог заставить ее чувствовать себя так, как будто сможет защитить ее ото всего. Как будто своими впечатляющими размерами и силой воли, он мог удостовериться, что с ней не случится ничего плохого. В прошлом, мужчины, которые хотели защитить ее, делали ошибку, считая, что она просто слишком глупа, чтобы позаботиться о себе. Но не Макс. Он на самом деле слушал ее. Во время разработки плана их вечерней операции он выслушал ее идеи и информацию, даже если решил поступить прямо противоположно. Он услышал ее, и Лола боялась, что отчаянно влюблялась в него, и при этом не могла абсолютно ничего сделать, чтобы остановить происходящее. Это походило на спуск по одному из темных наклонных туннелей. Не за что схватиться, чтобы остановиться, и она не знала, что ждет ее внизу.
Нет, неправильно. Она знала. Боль, потому что она не могла жить его жизнью или просить, чтобы он изменился ради нее. Она вгляделась в его глаза, уже такие знакомые.
– Я ненавижу бояться, Макс, – призналась она, хотя в этот момент не знала, чего боится больше: быть пойманной на взломе дома Сэма или влюбиться в Макса.
Уголок его рта насмешливо изогнулся.
– Бедная малышка, позволь мне занять эту великолепную головку кое-чем другим, – сказал он и накрыл ее губы своими. Одна из его рук скользнула ей на спину, другая – к затылку. Мужские пальцы запутались в ее волосах, Макс прижал ее к своему крепкому телу.