Ломоносов: Всероссийский человек, Шубинский Валерий Игоревич

Ломоносов: Всероссийский человек

на обложку

Шубинский Валерий Игоревич

Шрифт:

В 1860-е годы труды и публикации А. А. Куника, П. П. Пекарского, П. С. Билярского, В. И. Ламанского, С. М. Соловьева позволили восстановить полную картину официальной, служебной жизни Ломоносова. Биография, написанная Пекарским и включенная во второй том его «Истории Академии наук в Петербурге», неизмеримо возвышалась по полноте и точности над всем, написанным прежде, да и поныне не утратила значения.

Белым пятном оставались, однако, труды Ломоносова-естествоиспытателя. Первыми, кто занялся их анализом, были астроном Д. М. Перевощиков (брат помянутого В. М. Перевощикова), врач и востоковед Г. И. Спасский и известный историк науки Н. А. Любимов, автор книги «Ломоносов как физик» (1855). Выводы их были сдержанны: Михаил Ломоносов интересен как участник научных дискуссий своего времени, как человек, умевший понимать актуальные вопросы естествознания и правильно их формулировать — не более того. Однако в конце века этот взгляд был скорректирован, так как некоторые теории Ломоносова, которые казались неверными и устаревшими (например, о кинетических причинах теплоты или волновой природе света), неожиданно приобрели актуальность. Научное наследие Ломоносова

было заново просмотрено и оценено В. И. Вернадским и особенно Б. Н. Меншуткиным. Вернадский в «Очерках по истории естествознания в России в XVIII столетии» (1915) так определяет значение Ломоносова: «Мы видим в нем предшественника современной химии, одного из немногих лиц, в руках которых были в то время точные приемы геологической мысли, первоклассного физика… проникавшего далеко в глубь научной мысли последующих поколений». В 1930-е годы благодаря трудам П. Н. Беркова и Г. А. Гуковского была заново изучена и поставлена в более полный исторический контекст поэзия Ломоносова, изучены в деталях его взаимоотношения с Сумароковым и Тредиаковским. О том, что и стихи, и личность его были в ту пору актуальными и живыми для думающих и чувствующих людей, лучше всего свидетельствует стихотворение замечательного русского поэта Сергея Петрова «Похвальное слово Ломоносову», написанное в 1934 году, в молодости, в сибирской ссылке, — его начальные строки стали эпиграфом к этой книге. Вот еще несколько строф:

Слово славы между прочим ты вписал себе в итог, над столом клоня рабочим пукли мудрой завиток. Век, идеями чреватый, пал, как хмурая пора, под полет витиеватый лебединого пера. <…> Над тобою, трудолюбцем, первый рокот лирных струн. И Нептун грозит трезубцем, и свергает Зевс перун. А когда природа кучей свалит все на дно ночей, ты, парик закинув в тучи, гром низвергнешь из очей.

Позднее, в послевоенные годы, Михайло Васильевич был во многом превращен в икону, в своего рода Ленина — Сталина русской науки, лишенного человеческих слабостей и правого в любом споре с любым оппонентом. В общем-то канонизация Ломоносова именно в эту эпоху — явление закономерное. Более того, канонизация эта имела большие положительные последствия: перечислять ломоносоведческие труды, появившиеся после 1945 года, можно бесконечно. Но огромный фактический материал, собранный исследователями, однобоко и тенденциозно интерпретировался. С годами, конечно, картина несколько смягчалась. Научные и литературные противники Михайлы Васильевича уже не обязательно объявлялись «врагами России» или «бездарностями». Но, скажем, Шумахер и Тауберт, люди со множеством недостатков, но имеющие свои заслуги перед русской культурой, демонизируются даже в книгах начала 1990-х годов.

Лучшим из всего написанного в советское время о Ломоносове остаются труды А. А. Морозова. Его большая биографическая книга, впервые вышедшая в серии «ЖЗЛ» в 1950 году с предисловием С. И. Вавилова, не могла не нести отпечатка эпохи. И все же она производит сильное впечатление цельностью и связностью изложения и тем, как автор, владевший огромным материалом, сумел выбрать главное, коренное, — главное по тогдашним представлениям, конечно. Еще ценнее, может быть, его книги «Ломоносов: путь к зрелости. 1711–1741» (1961) и «Родина Ломоносова» (1975). Знаток Русского Севера и филолог-германист, Морозов сумел поставить свои разнообразные знания на службу своей главной теме, которой стала биография Ломоносова. Достаточно сказать, что он был первым, кто сравнил «Хотинскую оду» с «Одой принцу Евгению» и вообще поэзию Ломоносова — с творчеством влиявших на него немецких поэтов. Э. П. Карпеев, Г. Е. Павлова, Г. Н. Моисеева, Е. Н. Лебедев, Н. А. Шумилов и другие исследователи продолжали труды Морозова. Но в книгах, выходивших массовым тиражом, по условиям времени не удавалось избежать тенденциозности и умолчаний. В беллетристических произведениях, в киносценариях этой тенденциозности было, конечно, еще больше.

Результат, если говорить о массовом сознании, был обратным задуманному: ходульный образ патриота «без страха и упрека», созданный писателями и кинематографистами, оказался совершенно лишенным той мощи, того обаяния, которые присущи настоящему Ломоносову, и не вызывал ничего, кроме раздражения. Естественно, как противовес этой скучной мифологии в 1990-е годы стали появляться материалы другого рода — в основном статьи в газетах или Интернете. Авторы этих материалов или взахлеб обсуждают любимую тему о Ломоносове — сыне Петра I (находя все новые «неопровержимые доказательства»), или «разоблачают» недавнего кумира.

Примерами «разоблачительных» публикаций (претендующих на научную серьезность) могут служить статьи В. К. Новика «Академик Франц Эпинус» [138] и Дмитрия Верхотурова «Неизвестный Михайло Ломоносов» [139] . Статья Новика написана, кстати, по лекалам советских ломоносоведческих работ худшего сорта: академик Эпинус оказывается прав во всем и всегда, ему приписываются самые невероятные заслуги (например, он объявляется основоположником государственного образования в России на том основании, что некоторое время подрабатывал в Шляхетном корпусе), а обилие ссылок на архивные материалы маскирует неполноту и лукавство в изложении известных фактов и событий. Гонителю же Эпинуса дается

следующая характеристика: «Научная ценность исследовательских работ Ломоносова даже по меркам XVIII века как минимум — спорна. Его организационная деятельность (академический университет, гимназия, экспедиции) — малорезультативна. Деятельность в Академической канцелярии — сплошная цепь интриг, скандалов и жалоб в Сенат. Поведение в Конференции Академии и историю создания Московского университета — лучше обойти молчанием…» «Как минимум спорна» и «лучше обойти молчанием» — хорошие аргументы, но даже это пристойнее, чем откровенная клевета (утверждения, что Ломоносов писал жалобы в Сенат на своих оппонентов в естественно-научных дискуссиях, только так и можно назвать). Верхотуров, сделавший предметом рассмотрения коллизию из-за писем Делиля к Миллеру, точен фактически, но антиисторичен в оценках. Отрицать порядочность Ломоносова на том основании, что он согласился принять участие в обыске у Миллера, или, скажем, лишать Миллера права называться благородным человеком потому, что он сек батогами своих ассистентов в сибирской экспедиции, — все равно что осуждать Платона и Аристотеля за то, что они были рабовладельцами. А разговор о «ломоносовских традициях политического сыска и доносительства в Академии» — просто отрыжка культа Ломоносова в самые гнусные дни отечественной истории (но разве сам Михайло Васильевич в этом виноват?).

138

Вопросы естествознания и техники. 1999. № 4. Другой вариант текста, видимо, не прошедший редакционной «цензуры», — на сайте www.cryptography.ru

139

Вопросы истории, естествознания и техники. 1999. № 4. Или — на сайте www.lebed.com

Наряду с такими материалами, впрочем, постоянно появляются работы, авторы которых пытаются объективно взглянуть на личность и эпоху Ломоносова с современной точки зрения, но и с учетом исторической дистанции. Особенно ценен в этом отношении энциклопедический словарь «Ломоносов» (редактор-составитель Э. П. Карпеев), подготовленный в 1999 году Музеем М. В. Ломоносова в составе Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого. Эта книга стала первой вехой в создании новой биографии Ломоносова, отражающей представления и опыт человека уже постсоветской эпохи [140] .

140

Уже после первого издания этой книги (Шубинский В.Михаил Ломоносов. Всероссийский человек. СПб.: Вита Нова, 2006) Э. П. Карпеев написал популярный биографический очерк о Ломоносове, вышедший в серии «Имя России» в 2008 году.

Хочется верить, что и в этом жизнеописании Ломоносова удалось сделать еще один, пусть скромный, шаг в том же направлении.

ИЛЛЮСТРАЦИИ