Ломовой кайф
Шрифт:
— Хорошо, хоть на этой почве сухпаи не позабыл, — порадовался Топорик. — Вот она, водичка, докопался!
КУРС НА «ВЫПОЛЗЕНЬ»
На какое-то время низкий грот, похожий на склеп, стал казаться вполне приятным и даже уютным. Как будто не было никакой войны и разных сложностей жизни, которые могут потребовать, допустим, ликвидации дедушки Магомада или того же запасливого Ольгерда. Будто они, все шестеро, просто приехали на пикник в горы, и бывалый инструктор Ольгерд предложил им экзотический привал в пещере. Ну а добрый дедушка Магомад — сам по себе экзотика! — между
Увы, все это являлось только иллюзией. Не было никакой дружной компании веселых туристов. Была боевая группа «мамонтов» из четырех человек, выполняющая специальное задание и свято помнившая главное правило — живыми не попадаться, был приданный им «пан Сусанин», который обещал лишь вывести их живыми на свежий воздух и за дальнейшее не отвечающий, наконец, имелся пожилой криминальный авторитет, которого надо было зачем-то спасать от бандитов и ни в коем случае не отдавать живым федералам, — вот такая раскладка.
И, наверное, каждый из шестерых, нахваливавших сухпайковую пищу, хлебавших чай из пластмассовых стаканчиков, отдавал себе отчет в том, что вся эта идиллия может быть нарушена уже через час или раньше. Вроде бы все, даже Ольгерд и Магомад, время от времени улыбались. Но нет-нет, да и мелькала в глазах тревога. Правда, разглядеть ее при тусклом свете лампы Ольгерда (капитанскую потушили) было не так-то просто, но Юрка видел, примечал. Что все остальные думали, ему было неизвестно, но его почему-то все больше охватывала ненависть к тем, кто играет их судьбами как фишками, к тем, кто превратил Кавказ из «всесоюзной житницы и здравницы» в поле битв и преступлений, кто ради денег плюет на страдания и кровь других.
При этом ненависть сочеталась с осознанием своего полного бессилия что-либо изменить, кого-либо покарать. Юрка прекрасно понимал, что ему ни в ближайшее время, ни в далекой перспективе не добраться до тех, кто все это затеял. Он может, например, если повезет, застрелить Ахмеда. Но не Ахмед затевал эту драку. Возможно, он действительно собрался защищать свою землю, откуда однажды его народ вывезли в Казахстан. Хотя сам Ахмед, наверное, уже родился здесь, много лет спустя после депортации и года через три-четыре после восстановления ЧИ АССР. Возможно, если бы ему толково объяснили, в том числе и то, чем руководствовался товарищ Сталин, когда приказывал выселять целые народы, а не орали в три горла о геноциде и извечной вражде между русскими и чеченами, он бы, наверное, еще подумал, стоит ли маяться и браться за оружие. На горячих душах сыграли, как на струнах, очень холодные и расчетливые пальцы длинных рук, тянувшихся из очень дальних мест. Подпалили костер, обожгли смертью и кровью сотни тысяч судеб — ради того, чтобы какая-то нефтяная труба прошла не так, а эдак! Вот по ним-то Юрка бы сейчас с удовольствием вдарил, но, увы, у него под рукой был всего лишь автомат, а не ядерная кнопка…
— Так, — произнес Ляпунов, когда прием пищи был закончен. — Пять минут на отдых, а потом — курс на «Выползень»! Дай-ка свою кальку, товарищ Сусанин!
Ольгерд вытащил кальку, а капитан приложил ее к двухверстке.
— Стало быть, если мы выйдем через «Выползень», это будет почти в километре от «Берлоги»?
— Да, не ближе. Притом метров на триста ниже по склону.
— А
— Да, именно тот. Он очень далеко отсюда.
— Но те люди, которым ты обещал нас отдать, ждут там? — без обиняков спросил капитан.
— Ждут, но, наверное, не дождутся… — помрачнев, сказал Ольгерд. — Так что я, похоже, не оправдал их высокого доверия…
— То-то ты после того, как федералы отрезали нас от катамарана, так сильно загрустил! — заметила Милка.
— Конечно. Но не потому, что мне очень хотелось вас подставить. Я прекрасно знаю, что те, кто ждет вас на речке, меня бы тоже в живых не оставили. Им нужен только Магомад Хасаныч — я, правда, еще не знал, что это будет именно он. Единственное, на что я надеялся…
— На то, что таким образом жену и детей спасешь? — жестко произнес Ляпунов.
— Тебе ведь наши обещали помочь в этом деле!
— Понимаешь, Сергей, когда я на все это согласился, — обреченным тоном пробормотал «пан Сусанин», — то уже знал, что умру в любом случае. Они бандиты, вы бандиты, кому нужен лишний человек, посвященный во всякие темные дела? Тем более когда за него некому заступиться… Надеюсь, вы хоть не будете спрашивать, почему я в милицию не пошел или в ФСБ?
— Нет, не будем, — кивнул капитан. — Это ежу ясно.
— Ну вот, и мне было ясно. Как божий день ясно, что я влип и мне никто не поможет, а все заверения, хоть ихние, хоть ваши, ломаного гроша не стоят. Я одноразовый человек — использовали и выбросили. В общем, я надеялся, что если соглашусь, то умру сам и не увижу, как они мою семью убивают.
— Ну, а почему, допустим, — еле сдерживая ярость, произнес Ляпунов, — ты не открыл окошко и не сиганул лбом об асфальт? Или на ремне от штанов не повесился?
— Не так-то просто на это решиться… — пробормотал Ольгерд. — К тому же я хоть и не сильно верующий, но знаю, что самоубийство — грех. В конце концов, какая разница! Что я вам и им? Всего лишь человечек, который несколько раз побывал именно в той пещере, которая вам очень сильно понадобилась. В общем, я выведу вас через «Выползень», а дальше — как хотите. Можете сразу убить, можете отпустить, чтоб меня кто-нибудь другой убил.
— Сложный ты тип! — просопел Ляпунов. — Но почему ты все-таки не попробовал нас объегорить? Ведь мог бы завести куда-нибудь и слинять, верно? Конечно, тебя бы потом или наши, или другие достали, но ты бы хоть моральное удовлетворение получил.
— Вы мне пока ничего не сделали, — сказал Ольгерд, — а те пообещали, что если я не соглашусь пойти с вами и вывести туда, куда им нужно, то они мне покажут потроха моей жены, сына и дочери.
— Шайтан! — произнес Магомад, сверкнув глазами. — Какой ты мужчина, а? Ты баба! Если б мне такое сказали, я бы на нож прыгнул, на пистолет даже, но шнифты бы этому гаду выдавил!
— Вам проще, — вздохнул Ольгерд. — За вас небось весь ваш род отомстил бы…
— Ладно, — нахмурился Ляпунов, — хватить баланду травить, идем к «Выползню». А тебе, «пан Сусанин», я вот чего скажу: наши ребята уже пасут ту дачку, где твое семейство отдыхает. И при первой же попытке сделать бо-бо твоим детишкам они этим жлобикам шеи посворачивают. Но если мы, упаси господь, не придем домой с дедушкой — они свой контроль прекратят, и тогда всю ответственность за последствия, выражаясь дипломатически, мы с себя снимаем.