Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир
Шрифт:
На нем футболка и тренировочные штаны, его босые бледные ноги — как на картинах Эль Греко — ступают по ковру. Он рассказывает мне свои смутные воспоминания о детстве в Сомали, о гражданской войне между севером и югом.
«Это одна страна, одна религия, один язык, но беда в том, что люди не образованны. Как ты знаешь, в Африке почти везде для людей важно их племя. Вражда племен приводит к войне».
Он говорит, что может отличить людей с севера или юга Сомали по внешнему виду. Не по зубам — у многих сомалийцев, как и у него, характерные большие резцы, — а по цвету кожи. Он вспоминает, как бегал по улицам Могадишо, пока не началась война
В школе Мо было непросто — ведь он не знал английского. Когда он слышал, как мальчишки кричат: «А ну! Давай!» — он думал, что это такое приветствие, и не знал, что так обычно лезут в драку Как-то раз юный Мо, желая присоединиться к игре, крикнул группе мальчишек: «А ну! Давай!»
Его тут же поколотили.
Учитель физкультуры Алан Уоткинсон взял его под свое крыло. На футбольном поле Уоткинсон заметил у мальчика поразительную способность переключать скорость — ему удавались невероятные ускорения. «Он посоветовал пойти в секцию бега, а я придумывал любые отговорки, только бы отвертеться, потому что я хотел играть в футбол».
«А в футбол играть — хорошо получалось?»
«Вообще-то нет. Мне казалось, что получается, но, если серьезно, у меня не было техники. Я умел пасовать, но вести мяч и обводить не мог. Меня обычно ставили на правый край — там я и играл. Как-то я был на “Радио-5”, и мой бывший футбольный тренер, Терри, позвонил в прямой эфир, и я его спросил: “Я хорошо играл?”, а он говорит: “Ничего хорошего”, тогда я спрашиваю: “А зачем же ты ставил меня на игру?” — и он сказал: “Понимаешь, ты бегал от бровки до бровки и успевал вернуться назад”».
Мо благодарен Уоткинсону и помнит, как тот взял его, шестнадцатилетнего, на молодежную Олимпиаду во Флориде. «Мы посетили все аттракционы Диснейленда в Орландо. Я вернулся другим человеком. Эта поездка изменила меня — я захотел стать бегуном, а не футболистом. Мне захотелось заниматься чем-то не потому, что кому-то это нужно, а потому, что сам вижу в этом смысл, — за какое-то вознаграждение».
Мо постепенно освоился в школе, и его учеба наладилась, хотя, когда он попал в университет Св. Марии в Туикенеме, он все еще был диковат.
«В универе я был обычным студентом. Я был обычный парень, у нас была компания друзей, и мы, конечно, всякое вытворяли. Однажды ночью гуляли, и я решил прыгнуть с Кингстонского моста. Кто-то крикнул, что идет полиция, и мы побежали».
«Ты был совсем раздетый, — вставляет свои три копейки Рианна, она выглядит лет на десять, хотя, оказывается, ей семь, — и спрятался в кустах».
«Ну и что? — говорю я. — Они все равно его не догнали бы».
К 2005 году он уже бросил бузить и серьезно занимался бегом, и его уже начали замечать как атлета. А с 2007 года у него уже отличный послужной список — золотые медали европейских и мировых чемпионатов на дистанциях от 3000 до 10 000 метров.
Видно, что Тания, жена Мо, имеет на него большое влияние — добавляет уравновешенности. Они встретились в колледже в Фелтеме, когда им было четырнадцать или пятнадцать. Оба они были атлетами, только ее больше интересовал спринт. У них была юношеская влюбленность, потом они расстались, а в 2010 году поженились, и на свадьбу к ним съехались спортивные звезды.
Тания готовит ему (по ее словам — мясо с картофелем и другую простую английскую еду),
«Договорились», — отвечаю я.
Друзья, я скажу просто: Мо Фарах такой же британец, как Бифитер у лондонского Тауэра. Он часть Британии — как пинта горького пива, как бульдог, как дождливый праздник, как плохой каламбур в сериале «Так держать!..» (Carry On) или как горячий корнуолльский пирог в холодный день на платформе станции «Рединг».
Да, он действительно сейчас живет не только в Теддингтоне, но и в тренировочном центре Найк в Портленде, штат Орегон, — однако лишь потому, что там имеется удивительное оборудование, которое позволяет тренироваться даже при травмах. Не его вина, что приходится жить там, — это упрек британской системе поддержки наших великих атлетов.
Где бы он ни был, он все тот же парнишка, которого колотили в Фелтеме и который прыгал с Кингстонского моста. Он везде помнит воду рек и нежаркое солнце страны, которая стала ему родиной.
Конечно, он не забывает свои сомалийские корни. Он свозил жену в Сомали познакомить с родственниками (очень непростая для нее поездка), а еще он руководит благотворительным фондом по борьбе с голодом в Африке. Для сомалийской общины Лондона он просто находка — современный и звездный образец для молодежи, которая одержима культом банд и ножей. Он вообще хороший пример для всей молодежи.
Я бывал с ним в школах Лондона и видел, с каким обожанием смотрят на него дети, которые мечтают быть похожими на него и добиться того же, что и он. Он живой пример того, чего они могут добиться в жизни, если сильно постараются, — даже если их оценки пока не впечатляют. Он дал им прекрасный образец успеха, достигнутого трудом и терпением.
Он также является рекламой иммиграции в целом и убийственным ответом всем, кто требует захлопнуть двери перед беженцами. Мо Фарах — британец, потому что его отец родился здесь, в Хаунслоу, и, когда в 1991 году гражданская война вынудила его бежать из Сомали, Британия стала для него естественным убежищем. Что думает о приезде в Британию Мо Фараха эта антииммигрантская организация «Миграционный Дозор»? Неужели они предпочли бы не впускать его и лишить Британию двух золотых медалей и спортивного события, сплотившего всю страну? Ждем их заявлений.
В какой-то мере Олимпийские игры, словно действующая модель, продемонстрировали роль Лондона как глобального города. Игры собрали талантливых людей со всего мира и дали им возможность бороться друг с другом, и в этой борьбе одни добились бессмертия, а другие остались в безвестности.
Триумф Мо Фараха стал победой Лондона, потому что показал, как быстро можно стать лондонцем и как быстро лондонцы принимают тебя в свое сердце. Наконец, его успех важен и для мусульман. Он верующий мусульманин, и когда тысячные толпы кричали: «Мо! Мо! Мо!» — они, конечно, выкрикивали сокращенное имя Мухаммеда.