Лондон у ваших ног
Шрифт:
И все-таки я желала бы видеть свою единственную дочь другой. Мне хотелось, чтобы она носила хвостик, как во времена моей юности, подводила стрелочки у глаз, ходила на шпильках и на ночь крахмалила нижнюю юбочку, которая утром бы торчала, как у куклы Барби. Мне хотелось видеть ее женственной и нежной, хлопающей длинными ресницами, когда юноша с прозрачными глазами, сняв с нее варежку в подъезде, дыханием согревал бы ее тоненькие наманикюренные пальчики. Мне хотелось, чтобы первый раз у нее все было красиво, с шампанским, в мягкой постели, страстная любовь с первого взгляда и до
Но они совершенно другое, не похожее на нас поколение. Которое не хочет «запаха тайги» и не желает даже для романтичности туманить голову алкоголем. Прагматичное поколение, которое «выбирает пепси», темный офисный костюм с белой блузкой, стриженый затылок с косой челкой, мокасины на низком каблуке.
— Кто ты, мужчина или женщина? Ах, женщина, тогда хоть немного подкрасься, косметика тебе к лицу!
— Ладно уж, чтобы не выглядеть сонной, — нехотя соглашается дочь. — Только никаких варежек и придыхания в подъезде! Некогда гулять по ночным улицам.
— А как же луна, снег, который искрится, морозный воздух, любовь? — задаю я риторический вопрос.
— Может, еще скажешь купить муфту, — смеялась она, когда я вспоминала, что в детстве дочь всегда теряла варежки, а я вечно пришивала ей их на резиночку. А резиночку продевала через рукавчики шубки на острые худенькие плечики. Они такими и остались, потому что Александра не ест ни хлеба, ни супа, только фрукты да овощи.
— Худенькие? — глядя в зеркало, вопросительно взглянула она сначала на свое отражение, а потом на меня. С завтрашнего дня буду ходить в гимнастический зал. Накачаем.
— Зачем? — пугаюсь я.
— Отбиваться от насильников, — шутит Александра и, чтобы выглядеть более мужественно, надевает офисный брючный костюм.
В таком наряде она выглядит точно как ее отец. Высокий, спортивный, с голубыми ясными глазами, в которых ничего не отражается… Он был моей первой безрассудной любовью — новый учитель физкультуры в десятом классе. Пришел к нам перед самыми выпускными, и, конечно, все девчонки сразу в него влюбились, в том числе и я. Только моя подружка Шурочка пожимала плечами. Она хранила верность своему второгоднику. Верность без взаимности.
А новый учитель физры не обращал внимания на школьниц, хотя мы были вполне зрелыми девушками и наши взгляды подсознательно устремлялись на все части его мужского тела, обтянутого тренировочным костюмом. Но, увы и ах, ни у кого из нас не было никаких шансов.
Встретилась я с ним уже спустя пару лет, когда была студенткой факультета журналистики. Выбрав себе совсем непопулярную по тем временам тему для курсовой, связанную не с политикой, а с модой, я отправилась на показ в клуб какого-то завода, куда передовикам производства привезли коллекцию рабочей одежды. Тогда подобная акция являлась весьма редким явлением. А профессия манекенщика была сродни профессии артиста, в общем, чем-то неземным. Это сейчас топ-моделей, стриптизерок и стриптизеров пруд пруди. Когда дошла очередь до мужской одежды, мое сердце заколотилось: я увидела на импровизированном подиуме Его.
После показа я с волнением ждала его у выхода из раздевалки.
— Юрий Александрович! — робко позвала я.
Он
Я рассказала ему о своей курсовой, и он пригласил меня в буфет клуба, где проходил показ мод.
Разговорились о прошлом. Буфетчица приволокла для нас бутылку портвейна. Мы выпили. Я старалась изо всех сил ему понравиться. Рассказывала о журналистике, о своих планах на будущее. Он слушал невнимательно и, выпив намного больше меня, опьянел. Стал бормотать что-то о манекенщице Светлане, которая уговорила его уйти из школы. А там была любимая профессия, перспектива: готовил девочек к олимпиаде по спортивной гимнастике, его приглашали тренером в один из известных спортивных клубов.
— А тут… — Он махнул рукой.
— А что со Светланой? — ревниво поинтересовалась я.
— А, — безразлично посмотрел он на меня, — все кончено!
Он сидел совсем близко, высокий синеокий блондин, просто Садко из древнерусской былины.
Буфетчица, облокотившись о прилавок, завистливо поглядывала в мою сторону, восхищаясь его красотой и статью.
Портвейн возымел действие и на меня. Я так хотела его, что он, как самец, должен был почувствовать это. И он почувствовал.
Приглядываясь ко мне совсем другими глазами, он произнес:
— А ты стала взрослой девушкой.
Меня будто кто-то оторвал от стула. Я встала, показывая ему свои формы. Фигурой я отличалась еще в школьном возрасте — узенькая талия, высокая грудь, ножки хоть куда, вот ростом немного подкачала. Дотянула только до метра шестидесяти. В те времена моды на высоких девушек еще не было. Шурка, худая и плоская, на десять сантиметров выше меня, казалась каланчой и, стесняясь своего роста, старалась ходить сгорбившись.
Итак, я прошлась, как его коллеги-манекенщицы по подиуму, и мое сердце под тоненьким свитерком готово было выскочить из груди.
— Поехали ко мне, — попавшись наконец на мою удочку, неуверенно предложил он. — Поговорим о прошлом, о школе.
Я почувствовала, что перестала быть для него ученицей, и так разволновалась, что не могла выговорить ни слова, только кивнула в ответ.
В такси он прижал меня к себе и поцеловал. Я сразу улетела в небеса. Как пришли к нему, как разделась, я не могла вспомнить даже потом. Осталась у него на ночь, потом на день, а потом стали просто жить вместе. Свадьбы не было, и регистрироваться он тоже не предлагал. Потом родилась девочка.
Я побежала за советом к Шурке. Она взглянула на белокурую дочку и недовольно буркнула:
— Вылитый он!
— Такая же красивая, — залюбовалась я синими прозрачными глазами малютки и вытянутым торсиком, стараясь не замечать негативного отношения подруги к Юре.
— Как теперь институт? Сама не справишься. Придется тебе помогать, — объявила Шура и стала приходить к нам каждый день.
— Назовем девочку Александрой, — осторожно подкинула я идею Юре.
— Это в честь твоей селедки? — Он махнул рукой в сторону ванной комнаты, где Шурочка купала нашу дочь.