Лонг-Айленд
Шрифт:
– Да открывай же, черт подери! – орала женщина. – Мы подыхаем с голоду!
Ее муж заколотил в стекло.
Выключив свет в задней части закусочной, Нэнси приставляла к стене четыре высоких табурета. Вероятно, соседи внимательно слушают перепалку. Если бы хоть кто-нибудь спустился и помог ей или Джерард пораньше вернулся из Уэксфорда! Мириам спала в задней комнате на верхнем этаже и вряд ли слышала шум. Впрочем, Нэнси не пришло бы в голову ее будить. Мириам, которая в июле выходит замуж, будет только рада, если закусочную закроют. Ее другая дочь,
– А ну открывай, не то я вышибу чертову дверь! – орала женщина.
Даже поднявшись в жилую часть дома, Нэнси слышала грохот кулаков о стекло. Не включая свет, она подошла к окну, надеясь, что ее не заметят, но женщина, которая теперь стояла на проезжей части, заметила.
– Эй, ты, а ну спускайся! – завопила она.
Если позвонить в полицию, скандалистам предъявят официальные обвинения. Но тогда Нэнси придется давать показания, история попадет в местные газеты, а ее закусочная упрочит славу места, где собираются все городские буяны.
И тогда она решила позвонить Джиму Фарреллу. Наверняка он в пабе, прибирается после закрытия.
Джимми ответил после первого гудка.
– Скоро буду, – сказал он.
Стоя у окна, Нэнси слушала, как Джим пытается их угомонить. Держался он солидно, словно полицейский или большой начальник. Джиму, владельцу популярного заведения, было не впервой улаживать подобные ситуации. Велев мужчине перестать стучать, а женщине – орать, он приглушенным голосом вступил с ними в диалог.
Наконец парочка удалилась. Нэнси спустилась по лестнице и отворила Джиму дверь, но, поскольку перед свадьбой гостиную решили подновить, уселись они на кухне. Джим редко улыбался, был немногословен, и Нэнси это нравилось. Ему требовалось время, чтобы освоиться.
Джим сказал, что неугомонная парочка обещала больше не надоедать ей после закрытия.
– Им все еще запрещено посещать твой паб?
– Да, но они давно с этим смирились.
На лестнице раздались шаги Джерарда. Сын заглянул на кухню.
– Что нового? – спросил Джерард.
– Все тихо, – ответил Джим.
– Знаете про мою мать и управляющего банком?
Джим дал понять, что не знает.
– Нечего тут знать, – сказала Нэнси. – Они жаловались на запах масла.
– Здорово ты его отбрила, – заметил Джерард перед тем, как пожелать им спокойной ночи.
Они слышали, как он поднялся по лестнице, как зашел в ванную. Джим знаками дал Нэнси понять, что уходит и ждет ее у себя. Нэнси улыбнулась.
– Скоро увидимся, – прошептал он.
Вот уже год у Нэнси был роман с Джимом, хотя она сомневалась, что «роман» – подходящее слово. Они никогда не появлялись вместе на людях. Но иногда после того, как закусочная и паб закрывались, Джим звонил ей, и Нэнси пересекала Рыночную площадь, сворачивала на Рафтер-стрит и отпирала задвижку боковой двери в квартире Джима над пабом. Странно, думала Нэнси, что двое взрослых, сорокалетних людей ведут себя словно пугливые
Ее будоражила мысль, что никто, никто в целом свете понятия не имеет – Нэнси верила, что никто ни о чем не догадывается, – об их связи. Встав с его постели, она тайком выскальзывала из квартиры Джима, а тот заранее проверял, нет ли кого на улице. Нэнси старалась не попадаться никому на глаза. Любой, кто встретил бы ее в такой час, непременно задался бы вопросом, с чего это Нэнси Шеридан решила прогуляться по ночному Эннискорти, когда соборный колокол только что пробил три часа ночи? Дома, поднимаясь по лестнице, Нэнси старалась не шуметь.
Она вспомнила, как в рождественскую ночь вышла из дома на пустую Рыночную площадь, зная, что Джим, как обычно, ждет ее на Рафтер-стрит. Она нашла его в кресле со стаканом джин-тоника, а водка с апельсиновым соком и большим количеством льда стояла на столике рядом с ее креслом. Еще Нэнси заметила блюдо с мясными тарталетками. Некоторое время они непринужденно болтали, успев обсудить погоду и рождественский ужин у кузена Джима в Монарте. И тут Нэнси заметила, что Джим покраснел, уставился в пол, затем нервно взглянул на нее.
– Мне вдруг подумалось… – начал он, запнулся и отхлебнул из стакана.
– Мне тут подумалось… – снова начал он, вздохнул и уставился в пол. – Знаешь, мне пришла в голову мысль…
– Какая? – спросила она.
– Нехорошо для тебя, если кто-нибудь заметит, что ты сюда ходишь.
Нэнси поняла, что Джим хочет ее бросить. Забота о ее репутации всего лишь оправдание. Ей захотелось немедленно уйти. Пригубив свой стакан, Нэнси поняла, что Джим плеснул туда слишком много водки.
– Я знаю, ты женщина независимая. Независимая и привыкшая все делать по своему разумению. – Джим посмотрел в одно из высоких окон, выходящих на улицу. Нэнси подумала, что, возможно, сейчас подходящий момент, чтобы встать с кресла.
– Мне пришла мысль… – начал он снова. – Я подумал, почему бы нам не съехаться?
Нэнси принялась выковыривать тарталетку из формочки.
– Я думаю об этом уже некоторое время. И я решил, что, если ты не против, нам пора остепениться. – Он снова вздохнул и пальцем размешал лед в стакане. – Думаю, признавая, что мы оба хотели бы, понимаешь, хотели…
Он посмотрел на нее так, словно она должна была закончить мысль за него.
– Хотели?
– Ну, не знаю, видеться чаще.
Глотнув из стакана, Нэнси поморщилась.
– Что не так? – спросил он.
– Ничего. Ты добавил слишком много водки.
– Тебе подать что-нибудь еще?
– Нет, все в порядке.
– Я что-то запутался, – сказал он.
– Я тебя внимательно слушаю.
– Понимаю, это звучит странно, ведь мы знаем друг друга всю жизнь. И нам давно не двадцать один.
Выглядело это так, будто Джим рассуждал сам с собой.
– Что ты думаешь? – спросил он.
– Ну, мне точно не двадцать один.
– И мне.
Нэнси кивнула и удержала его взгляд.