Лонг-Айленд
Шрифт:
Адвокатская контора Фрэнка находилась в двадцати минутах ходьбы от Пенсильванского вокзала. В письмах мать часто расспрашивала Эйлиш о нью-йоркском шике, модных магазинах, небоскребах, ярких огнях, но дочери было нечего рассказать о большом городе. Она по-прежнему регулярно писала матери, вкладывая в конверты детские фотографии.
Этим летом матери исполнялось восемьдесят, и Эйлиш хотелось еще раз с ней повидаться. Больше всего ее тяготила мысль, как она будет жалеть, если не поедет, а с матерью что-то случится. Ее брат Мартин вернулся из Бирмингема и жил в Куше, над береговыми утесами, в десяти милях от города. Он навещал
В кабинете Фрэнка, рассказывая о неожиданном госте и его угрозе оставить ребенка на пороге ее дома, Эйлиш надеялась, что найдутся законные средства ему помешать.
– Очевидно, – сказал Фрэнк, – что нельзя просто бросить ребенка на произвол судьбы. Проблема в том, что делать, если этот человек осуществит свою угрозу. Могут пройти дни, прежде чем социальные службы или даже полицейские им займутся, особенно если ребенок будет жить в доме родного отца.
– Но как доказать, что именно Тони – отец ребенка?
– Ты права. Со временем проблема решится, и этому человеку могут предъявить обвинение, найдут приемную семью. Но что делать с ребенком в первые часы или даже дни?
– Это забота Тони.
– А если дома будешь ты или Розелла с Ларри?
– Возможно, этот человек блефует, хотя Тони так не считает. Воображаю, каково приходится его жене. Разве у нее не должно быть права голоса в этом вопросе? Она единственная, кто может…
– Этот человек на самом деле чувствует, – перебил ее Фрэнк, – что присутствие чужого ребенка осквернит его дом. А еще он считает, что в этом вопросе у его жены нет права голоса.
– Откуда ты это знаешь?
– Я с ним встречался. Он сюда приходил.
Эйлиш решила, что не станет спрашивать Фрэнка, почему он не сообщил ей об этом, как только она вошла в его кабинет. Фрэнк с самодовольным видом ждал расспросов. Никогда раньше она не испытывала к деверю неприязни, но теперь ее почувствовала. Фрэнк может молчать хоть целый час, она не проронит ни слова. Некоторое время Эйлиш смотрела в окно, разглядывала книжную полку, затем перевела взгляд на Фрэнка.
– Я решил, Тони рассказал тебе, что я знаю.
– Фрэнк, ничего ты не решал.
– Мне вообще запретили говорить с тобою об этом. Когда ты вошла, я считал, что не имею права признаваться, что уже слышал эту историю.
– Похоже, ты знаешь больше моего.
– Если я стану обсуждать с тобой это дело, давай договоримся, что ты никому не передашь моих слов. Кто-нибудь знает, что ты здесь?
– Нет.
Должно быть, подумала Эйлиш, Фрэнку досадно видеть ее. И он жалеет, что впустил ее в свой кабинет.
– Могу я тебе доверять? – спросил он.
– Кому я буду рассказывать?
– Я еще раз спрошу, могу ли я тебе доверять?
– Можешь.
– Пару недель назад меня навестил отец. Раньше он никогда не приходил ко мне в контору.
Фрэнк остановился и посмотрел на Эйлиш.
– Решили, что ребенка заберет моя мать, – продолжил он. – И сейчас я пытаюсь найти наилучший с точки зрения закона способ, которым это можно осуществить.
– Присутствовал ли Тони при каком-либо из этих разговоров?
– Нет.
– Он знает, какое решение было принято?
– Да.
– Ты уверен?
– Мать мне сказала.
– Ты спрашивал ее, советовались ли со мной?
– Да.
– И что она ответила?
– Что все наладится.
– Я спрашивала тебя не об этом.
Фрэнк откинулся на спинку кресла и вздохнул.
– Поговори с Тони, но ты не можешь передавать ему то, что узнала от меня. Вам следует разобраться между собой, но в мои обязанности не входит давать тебе подобные советы.
– Это в Фордхэме вас учат так изъясняться или это у тебя от природы?
– Я сожалею, что так вышло.
– Прости, Фрэнк, но я не нуждаюсь в твоей жалости. И прежде чем я уйду, мне хотелось бы уточнить. После рождения младенца отнесут в дом моей свекрови, где он и останется?
– Ребенка усыновят.
– Кто?
– Как раз сейчас я над этим работаю.
– Тони?
Эйлиш почти улыбнулась про себя, подумав, что препираться с Энцо и Мауро по поводу счетов было куда легче, чем иметь дело с Фрэнком. Она всегда восхищалась им, его непохожестью на других, тем, что он сам построил свою судьбу, но сейчас ей хотелось, чтобы у него было больше общего с братьями.
– Мы прорабатываем детали.
– Фрэнк, я понимаю, это не доставляет тебе удовольствия, поэтому просто ответь. Тони усыновит ребенка?
– Муж хочет, чтобы вопрос был решен раз и навсегда.
– Фрэнк, если Тони решит усыновить ребенка, разве не потребуется мое согласие?
– Вы с Тони должны обсудить это между собой.
– Фрэнк, я не желаю иметь ничего общего с этим ребенком.
– Ладно, иди домой и обсуди это с Тони. И повторяю: ты не должна никому говорить, что приходила сюда.
4
С тех пор как семья Фиорелло перебралась в Линденхерст, выстроив четыре дома в тупике, по воскресеньям, в час пополудни, за исключением особенно знойных летних дней, они обедали вместе, и трапеза растягивалась до самого вечера. Когда они чертили планы домов, мать Тони попросила устроить для нее очень большую столовую и теперь каждое воскресенье готовила на мужа, четырех сыновей, трех невесток и одиннадцать внуков, с особым тщанием накрывая длинный стол, который сколотил ее сын Мауро. Невестки по очереди помогали ей готовить, подавать на стол и мыть посуду. «Больше всего мне нравится готовить с тобой, – говорила свекровь Эйлиш, – ты спокойная, а Лена может вспылить в любой момент. И ты ничего не смыслишь в итальянской кухне, поэтому не критикуешь меня, в отличие от Клары, которая вечно во все влезает, все ей не так». Эйлиш чуть было не спросила, не должна ли чувствовать себя польщенной, но ей нравилось проводить время с Франческой, и она ценила усилия, которые свекровь прилагала, чтобы всем угодить.