Лора
Шрифт:
Из ее глаз снова брызнули слезы, покатились по ее щекам, закапали с подбородка. Она навсегда осталась той девчонкой, которая носилась повсюду, растрепанная и порой абсолютно несносная. Но Кастор всегда оставался тем мальчишкой, что бежал рядом с ней.
– Ты слышала ту историю про черепаху на Бродвее? – мягко спросил он, трогая пальцем одну из слезинок.
Лора покачала головой и прижалась к его губам.
Когда ее губы коснулись его губ поначалу неуверенно, у Кастора перехватило дыхание. Лора отстранилась, обхватывая его лицо ладонями, изучая его черты и
Кастор обнял ее за талию, осторожно притягивая к теплу своего тела. Он наклонил голову и приник к ее рту, коснувшись ее губ своей улыбкой, будто бросая ей вызов.
И разве она когда-нибудь не отвечала на вызов?
Лора снова поцеловала его, встречаясь с ним в поцелуе – от одного зажигался второй, прикосновение рождало прикосновение, – пока не потерялась в этом чувстве, взлетая и падая, отстраняясь и снова устремляясь навстречу, атакуя или отступая под чужим натиском. Тогда, в парке, она отдалась на волю инстинктов, поддавшись влечению, но теперь… Лора знала, чего она хочет.
Лоре доводилось целоваться с парнями – под покровом темноты, и когда оба были пьяны. Алкоголь становился барьером между ней и чувствами, которые она не хотела испытывать, и поступками, которые хотела забыть. То, что произошло той ночью в доме Одиссеидов, было похоже на призрачную приливную волну, которая вторгалась в ее сознание, с каждым возвращением все глубже врезаясь в песок. Иногда она неделями могла не думать об этом, иногда днями, иногда только часами. Но потом это повторялось снова: она теряла власть над телом, которое отчаянно пыталась сделать сильнее, и удушающее чувство бессилия.
Может, ей никогда от этого не избавиться, но она училась перебарывать отвращение и слабость, черпая силы в будущем. Здесь и сейчас, с Кастором, она чувствовала себя не беспомощной, а победительницей. Она стала цельной. Она была готова.
Его губы мягко скользили по ее губам, собирая последние слезинки, но становились настойчивее, тверже, повинуясь ее призыву. Ей все было мало. Она хотела прикасаться к нему повсюду, растворяться в тепле, разливающемся внизу, которое и было желанием, и в той нежной боли в ее сердце, которая и была любовью.
Раскат грома наконец оторвал их друг от друга. Пора было возвращаться в реальность, но Кастор еще на мгновение задержался в их пузыре, нежно касаясь ее руки, впитывая ощущение ее кожи.
Она прижалась лицом к изгибу его теплого плеча, вдыхая его запах. Ее рука скользнула по его груди к тому месту, куда вонзилась стрела.
– Что будет с тобой, когда закончится Агон? – прошептала она.
Лора почувствовала, что новый бог улыбается.
– Ты будешь скучать по мне, Золотая?
– Может быть, мне нравится, что ты рядом. Ты легок на подъем.
Ее так и подмывало остаться здесь навсегда, прислушиваясь к буре, рисуя себе другую жизнь. Но, когда гром снова прокатился по небу, Лора приняла решение.
– Я иду в «Финикиец». Ты со мной?
Его
– В старое логово Кадмидов? Зачем?
– Затем. Я кое-что там оставила, и наконец-то пришло время это забрать.
48
– Не могу не отметить, что теперь это место выглядит получше…
Лора взглянула на Кастора, не удержавшись от легкого смешка.
– Я испытываю сильный приступ ностальгии.
На следующий день после той роковой встречи ее отца с Кадму Лора притащила Кастора в квартал Марри-Хилл, чтобы шпионить за «Финикийцем». Как и в тот вечер, они поднимались сейчас по пожарной лестнице здания со стороны улицы. Тогда Лора не рассказала Кастору правду о том, как обнаружила это место – просто представила все как своего рода охоту.
После того как Кадмиды продали недвижимость, в здании открыли фитнес-клуб, но и он тоже закрылся. Здание пустовало, его облюбовали крысы, потом их истребили, и теперь тут планировали открыть ресторан – вот он, круговорот жизни в Нью-Йорке.
Лора смотрела на лицо Кастора, на его прекрасный профиль, четко выделявшийся на фоне ночных облаков. На город снова опустилась влажность, воздух стал теплым и сонным. Можно было бы подумать, что все это ей привиделось, если бы не вонь стоялой воды.
После смерти Тайдбрингер вода медленно отступала. Картина окрестностей с их размытыми краями была словно выписана акварелью: светлые смягченные тона каймы усиливали насыщенные краски основного рисунка.
Оттолкнувшись от края крыши, где они с Кастором лежали на животе, Лора села и снова осмотрела соседние здания. Только что пробило полночь – начался пятый день Агона. Улицы выглядели непривычно пустыми без гуляк, шатающихся в любое время суток. Охотников поблизости тоже не было видно.
Кастор тоже поднялся. Погрузившись в размышления, он что-то мычал себе под нос. От влажного воздуха его волосы вились и блестели.
Он был красив. С той минуты, как Лора узнала о том, в кого он превратился, она не раз задавалась вопросом, сколько в этом создании осталось от прежнего Кастора – словно за годы их разлуки сама она не изменилась ни капли. Однажды Лора спросила отца, означает ли наследование силы бога обретение их убеждений, их личности, их внешности.
«Сила не изменяет тебя, – сказал он тогда. – Она лишь раскрывает твои возможности».
Лора видела, как бессмертие поворачивало время вспять, возвращая старикам молодость, наделяя их властью, красотой и силой. Однако божественная сила не исцеляла душу, не добавляла качеств, которых не было изначально.
То же произошло и с Кастором, но сила только укрепила его доброе сердце. Каждый раз, встречаясь с ним взглядом, Лора видела все, что потеряла, когда он ушел из ее жизни. То, что она никогда не надеялась вернуть обратно.
То, что в конце Агона будет снова отнято у нее.