Лорд Байрон. Заложник страсти

Марчанд Лесли

14 мая Байрон начал писать продолжение «Корсара». Пират Конрад теперь получил имя Лара, но остался все тем же одиноким мрачным человеком. Меланхолия Байрона рассеялась после быстрого окончания поэмы, которую, как он позже сказал Муру «я написал, разоблачаясь после балов и маскарадов в веселом 1814 году». Байрон очертя голову бросился в поток светских развлечений с непритворным весельем, потому что ему нравились люди, его окружавшие. Вместе с Хобхаусом он посетил «маленькую вечеринку из ста человек» в доме леди Джерси. С Муром он ходил в театр посмотреть игру Кина и после представления принял приглашение на званый обед в честь актера. Роль сэра Джайлса Оверича в исполнении Кина так поразила Байрона, что во время представления с ним случилось нечто вроде нервного припадка.

Из скуки и любопытства Байрон согласился

на встречу с одной из многочисленных молодых поклонниц. Он часто получал письма от девушек, иногда дерзкие, иногда с выражением восхищения его стихами. Эта девушка по имени Генриетта д'Уссьер была иностранкой и писала довольно занимательные письма. Она родилась в Швейцарии, ее отец был либералом и сторонником идей Руссо. Она мечтала встретиться с известным поэтом, но сама боялась сделать первый шаг. Байрон направил ей письмо с приглашением на свидание. Тон письма был шутливым, потому что ему было все равно, придет она или нет. «За исключением комплиментов с вашей стороны, что вполне простительно, поскольку вы не знаете меня, в остальном вы пишете как разумная женщина, и именно по этой причине я надеюсь, что ваша внешность совсем не соответствует стилю вашего письма. Я знал лишь одну вашу соотечественницу, мадам де Сталь, а она страшна как смерть. Если вы познакомитесь со мной, обещаю не влюбляться в вас, если вы сами этого не захотите…»

Генриетта согласилась на встречу и приехала в квартиру Байрона. Они проговорили полчаса, и она была очарована. Очевидно, она оказалась отнюдь не безобразной, потому что в конце Байрон сделал ей предложение, которое шокировало ее. Она немедленно покинула его с возмущением: «Первые полчаса я была так счастлива! Но после этого лорда Байрона будто подменили… Неужели таким образом вы отплатили мне за все восхищение и почитание?» Вероятно, Байрон извинился и получил прощение, потому что Генриетта стала писать ему и хотела встретиться, но он уже заскучал и не отвечал на ее письма.

После этого Байрон с головой погрузился в водоворот светской жизни. Годы спустя он с ностальгией вспоминал прошедшее лето. В 1822 году он писал Муру из Италии: «Помнишь прекрасные вечера и балы в Лондоне в веселом 1814 году?» Это было «королевское лето». Окончание войны в Европе привело в июне в Лондон толпы царственных лиц, государственных деятелей и генералов победоносных союзников, среди которых были Александр, русский царь, король Пруссии, Меттерних, великий герой Блюхер и их свита. Долгая зима и длительная война закончились, и всеми овладело безудержное веселье. Никогда еще в Лондоне не было так радостно. Хотя Байрон с ироничной сдержанностью относился к царствующим особам, но все же наслаждался их обществом больше, чем отдавал себе отчет. Как-то вечером Уэбстер против воли Байрона притащил его на вечер в доме леди Ситвелл, где они встретились с кузиной Байрона, красивой миссис Уилмот в усыпанном блестками траурном платье. На следующий день Байрон написал прекрасные стихи, посвященные ей и позже положившие начало циклу «Еврейские мелодии».

Она идет во всей красе —Светла, как ночь ее страны.Вся глубь небес и звезды всеВ ее очах заключены…(Перевод С. Маршака)

Мур к тому времени покинул Лондон, а Байрон собирался в Ньюстед, подумывая заглянуть к Мэри Чаворт, которая написала ему больше пятидесяти писем и вызвала в его памяти воспоминания, не исчезающие, несмотря на все усилия их подавить. Но в начале июня Байрон уже позабыл о Мэри. Теперь он лелеял дорогое воспоминание в своей памяти и одновременно желал и боялся встречи с этим волшебным видением. Безопаснее всего было переписываться, вспоминая о прошлом. Кроме того, рядом появился некто привлекательный. У герцога Грея Байрон встретил леди Шарлотту Левесон Гауэр, подругу Августы. Он уверял себя, что заинтересовался ею из-за Августы, но Шарлотта была молода, очень красива и застенчива, как газель, а именно это Байрон больше всего ценил в женщинах. Однако препятствием был один «из племени Карлайлов», а Байрон не желал ссориться со своим опекуном.

Каролина Лэм вновь напомнила о себе. Дружелюбное поведение Байрона на светских балах

убедило ее, что ей удастся вновь завоевать его. Каролина понимала, что, встретившись с ней лицом к лицу, Байрон не сможет повести себя жестоко. Леди Мельбурн тоже это знала и не на шутку тревожилась. Каролина не знала про другие увлечения Байрона, но, ослепленная ревностью и его холодностью, продолжала терзать своего бывшего возлюбленного. В июне она в любое время суток приходила к нему домой без предупреждения. Страдания Байрона усиливались еще и оттого, что, несмотря на крайнюю худобу, она по-прежнему притягивала его. Каролина очень исхудала, и Байрон часто говорил, что «его преследует скелет». Он уверял леди Мельбурн, что «ежечасно и ежедневно он использует все замки и задвижки, чтобы препятствовать приходу Каролины». Однако этих предосторожностей было недостаточно. Однажды Каролина пришла к Байрону домой в его отсутствие, взяла со стола книгу Бекфорда «Ватек» и написала на первой странице: «Помни меня!» Когда Байрон увидел надпись, то в раздражении приписал:

Чтоб помнил, помнил я тебя!Пусть стыд и совесть до кончины,Как сна ужасного картины,Тебя преследуют, губя!Чтоб помнил я тебя? О да!Тебя и муж твой помнит, верно;Пред ним была ты лицемерна,А мне – злой дух была всегда!(Перевод П. Холодковского)

Однако Каролина не собиралась отступать. Несмотря на неприязнь к герцогу Веллингтону, 1 июля Байрон все же вместе с Хобхаусом отправился на великолепный бал-маскарад в честь герцога в Берлингтон-Хаус. Там собрались все сливки общества и некоторые представители полусвета, скрывающиеся под масками. Байрон в костюме монаха был крайне раздражен выходками Каролины, которая угрожала ему разоблачением, и он «отчитывал ее, как старый дед», за то, «что везде показывала свои зеленые панталоны».

Вероятно, последняя встреча Каролины с Байроном состоялась незадолго до бала. На слова Каролины нельзя полагаться полностью, хотя и в ее утверждениях есть доля истины. В 1824 году она написала Медвину: «…в последний раз мы расстались навсегда, и когда он прижался губами к моим – это было у него дома, – то произнес: «Бедная Каро, если кто и ненавидит меня, так это ты, и твои чувства останутся неизменными из-за моего плохого отношения!» Я сказала: «Нет, я изменилась и больше никогда не приду к тебе». Он показал мне свои письма и сказал такое, чего я не могу повторить, после чего вся моя любовь умерла». Последнее утверждение явно неискренне, потому что Каролина продолжала преследовать Байрона, и ее чувство к нему продолжалось всю жизнь. Возможно, в отчаянии он показал ей письма Августы и в припадке гнева рассказал ей о своем увлечении мальчиками, в частности Раштоном, потому что позже обо всем этом Каролина поведала леди Байрон.

На второй день после маскарада, 3 июля, Байрон уехал в Сикс-Майл-Боттом. Он не виделся с Августой с начала апреля, еще до рождения ее дочери Медоры. Байрон не любил «плачущих и икающих младенцев», которые все пачкали и постоянно хныкали. Через три дня Байрон отправился в Кембридж, где распил немало бутылок вина с Хобхаусом и Скроупом Дэвисом. В Лондоне он в отчаянии тщетно пытался уладить дела с Клотоном и Хэнсоном, которые затягивали переговоры. «Я словно продавец свиней на мусульманском базаре, – писал он Муру, – если бы у меня были жена и дети, насчет отцовства которых я испытывал бы сомнения, я бы мог стать счастливым или, по крайней мере, довольным, как Кандид или Скарментадо».

Байрон испытывал такое раздражение и нетерпение еще и потому, что хотел как можно скорее закончить все дела и отправиться к морю с Августой, которая приехала в Лондон и остановилась на Элбермарл-стрит. Ходжсон, отдыхавший в Гастингсе, подыскал им уединенный дом у моря, но только 20 июля Байрон смог отправиться туда. Была еще одна причина его стремления уехать из Лондона. Мэри Чаворт, когда-то его возлюбленная «утренняя звезда Эннсли», собиралась приехать в столицу, и он не желал встретиться с ней в каком-нибудь из лондонских салонов. Вместе с Августой они отправились в Гастингс до ее приезда.