Лорд Грешник
Шрифт:
Уверенность Йэна несколько успокоила Мэри, а сообщение о планах отца, наконец, объяснило его непонятное волнение. Конечно, ей следовало бы расспросить подробнее, но странная сдержанность Йэна заставила ее промолчать. Последние дни пронеслись как в тумане, и ее чувства словно притупились.
Мэри озадаченно нахмурилась, когда Йэн спросил, не возражает ли она против продолжения путешествия.
— Кажется, ты говорил, что мы переночуем в гостинице, чтобы приехать в Синклер-Холл при свете дня.
Йэн отвел взгляд.
— Еще не поздно, и мы уже близко. В этих обстоятельствах
— Если ты считаешь, что так лучше, я не возражаю, — кивнула Мэри, пытаясь скрыть разочарование. Она хотела произвести как можно лучшее впечатление, а теперь появится перед новыми родственниками усталой, покрытой дорожной пылью.
Не заметив ее разочарования, Йэн открыл окно и приказал кучеру гнать лошадей.
Вскоре в экипаже стало так темно, что Мэри не могла различить черты лица мужа, но фонарь Йэн не зажег, просто сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку сиденья, — должно быть, спал.
Мэри тоже закрыла глаза, но заснуть не могла. Скоро она приедет в свой новый дом, и начнется новая жизнь. Конечно, возникнет немало проблем, но что они значат в сравнении с тем фактом, что она никогда не испытает одиночества! У нее будет Йэн и семья, которую она сможет назвать своей.
Йэн не спал. Да и как он мог спать, сидя напротив женщины, которую назвал своей женой, если его терзало нестерпимое желание овладеть ею прямо в экипаже!
Но нет! Он не даст воли своим страстям. Он и так уже страшно несправедливо обошелся с Мэри. Он не имел права изливать на нее свою безмерную похоть.
Горькие мысли владели Йэном. Он и упрекал и убеждал себя одновременно. С той самой ночи, когда они занимались любовью, он беспрестанно думал о Мэри. Их близость ошеломила его, ни о чем подобном он не смел и мечтать, не думал никогда, что подобное вообще возможно.
Последние два дня Йэн делал все, что в его силах, чтобы подавить физическое желание и обращаться с женой с уважением, но время шло, а задача не становилась легче.
Столько лет он хотел, чтобы кто-то заботился о нем, не пренебрегал его чувствами. Искреннее внимание, с каким Мэри слушала рассказ о смерти его брата, убедило его: эта женщина не безразлична к чужим страданиям. Именно поэтому Йэн не остановился в гостинице еще на одну ночь. Он боялся, что не выдержит — не сможет отказать ни ей, ни себе.
Экипаж накренился, и их ноги столкнулись. Йэн, вздрогнув, отодвинулся и открыл глаза, отчаянно выискивая хоть что-то, что могло бы отвлечь его от жара, вызванного этим нечаянным прикосновением… Его горящий взгляд встретился с глазами жены, даже в темноте сияющими, как два прозрачных озера, полных расплавленного золота. Йэн не нашел в себе сил отвернуться.
— Йэн, в чем дело? Что случилось? Что я сделала?..
— Мэри, я должен кое-что объяснить… Много лет я вел… э… не очень образцовую жизнь. Ты знаешь, что меня называли лордом Грешником — и враги, и друзья. Боюсь, это имя было вполне заслуженным. — Его лицо стало очень серьезным. — Я говорил тебе, что с той жизнью покончено. Я хочу начать все сначала.
— Да, но что?..
— Пожалуйста, не прерывай. Мне очень нелегко говорить.
Мэри все же прервала его, и он еле расслышал ее слабый голос:
— Понимаю: я не удовлетворяю тебя… Йэну не надо было видеть ее румянец, чтобы ощутить, как сильно она покраснела, и он бросился разубеждать ее:
— Наоборот! Ты доставляешь мне неизмеримое удовольствие, Мэри Синклер. — Она упрямо не смотрела на него, и он продолжил: — Ты должна поверить мне хотя бы в этом. Я пытаюсь сказать, что близость с тобой принесла мне большее удовлетворение, чем я мог даже вообразить.
Мэри, наконец, решилась взглянуть на него. Ее глаза засияли еще ярче.
— Мэри, ты — необыкновенная, и я не желаю использовать тебя лишь для удовлетворения своих физических потребностей. Я хочу обращаться с тобой с тем уважением, какого ты заслуживаешь. Ты — моя жена, но прежде, чем мы продолжим наши физические отношения, я хотел бы продемонстрировать тебе, как много ты для меня значишь…
Йэн продолжал свои мучительные признания, не сводя глаз с ее лица. Как эта женщина может понять меня, с горечью спрашивал он себя, если не знает всей правды… не знает, что я подло использовал ее!
А именно это он и не мог ей сказать! Если она узнает правду, он не вынесет ее боли и ненависти. Он должен сделать все возможное, чтобы искупить свою вину, то есть отказаться от того, чего желает больше всего на свете, — отказаться от ее сладких объятий.
— Я надеюсь, ты понимаешь, что моя сдержанность — лишь проявление величайшего к тебе уважения?
Мэри холодно кивнула, опустив взгляд на свои сцепленные руки.
— Если таковы твои намерения, я могу лишь чувствовать себя польщенной, не так ли?
Мэри нахмурилась, и, хотя Йэн услышал то, чего добивался, он понял, что замешательство ее не прошло, может, даже усилилось. А он не знал, что еще сказать: он жил в аду, который создал своими собственными руками, и не видел выхода из него.
Йэн снова откинулся на подушки и закрыл глаза.
Несколько часов спустя экипаж повернул направо.
— Мы почти приехали, — пробормотал он.
Она только кивнула, видимо, не в силах говорить, но высоко держала голову, и Йэн — в который уже раз — восхитился силой ей духа.
Мэри подавила нервозность, поднимавшуюся в ней тошнотворными волнами. Это ее новый дом, и она смело начнет свою новую жизнь, как и собиралась.
Из слов Йэна она поняла, что будет нелегко. Кажется, он сказал, что воздерживается от физических отношений с ней из уважения? Это было так неожиданно! Конечно, ее обрадовало, что он считает ее особенной, лучше других женщин, которых знал. Но откуда это смутное ощущение какой-то неправильности, несоответствия?
Экипаж остановился, и у нее больше не было времени на размышления. Йэн вышел первым и повернулся подать ей руку. Мэри сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула и, спустившись на землю, вгляделась в темноту. Ей удалось лишь разобрать, что дом очень большой. Затем парадная дверь открылась, и на крыльце появился высокий, очень худой мужчина в черном одеянии, с огромным канделябром.