Лорелея
Шрифт:
— За столько-то лет?
Артур усмехнулся, глядя на нее. Она радовалась, словно маленький ребенок, получивший конфетку в яркой обертке. Все-таки вампирша была чертовски мила, хоть ее человечность и казалась слишком показной, слишком наигранной, слишком… слишком.
Но, во всяком случае, она старалась.
— А сколько тебе лет, Мария?
— Сто двадцать… Шесть? Не может быть, я забыла! Это так странно, я как будто и не заметила, как они прошли, — растерянно проговорила она. — Все слилось в одно.
— Ну еще бы, за столько лет! Неужели не скучно жить так долго? Я не представляю, чем можно себя занять все эти годы. Хотя мой дедушка Бартоломью, светлая ему память, дожил до девяноста лет, развлекая себя тем, что
Мицци опять посмотрела на него с легким лукавством во взгляде и неожиданно подмигнула.
— Не скрывай, тебя ведь интересует все про вампиров, правда? Эти твои вопросы — они не случайны. Знаешь, я раньше тоже было очень любопытна…
Он пожал плечами, пытаясь казаться равнодушным.
— Не особенно. Вечная жизнь может быть привлекательной, но она не стоит такой цены. Жизнь без души — это не жизнь.
Вампирша замолчала. Задумчиво глядя куда-то в сторону. Склоненная набок голова, лицо с тонкими, застывшими чертами, локоны, падающие на плечи… И пустой, безжизненный взгляд. Фарфоровая кукла с острыми клыками.
— Я обидел тебя? — спросил он обеспокоенно, видя, что ее губы задрожали, как у маленькой девочки, готовой расплакаться. — Поверь, я не хотел, и уж тем более не думал, что скажу что-то новое для тебя. Да и я не думаю, что ты будешь спорить со мной.
— Нет, — покачала она головой. — Ты совершенно прав. Быть вампиром не так уж и весело, как я думала в начале. Эти ночи, которые тянутся бесконечно в одиночестве, дни, когда мечтаешь оказаться одной, отгородиться от призраков, и единственное спасение — сон, тяжелый, нечеловеческий, похожий на смерть. И эта кровь, которая становится вдруг самым главным в жизни, ее целью и смыслом. В этом ты не ошибся, и Люк все правильно тебе рассказал. О да, он многое знает о вампирах. Но это ведь еще не все!
— Я вижу, — произнес Артур задумчиво. — Охотники не сказали мне всего, и, пожалуй, я жил бы спокойнее, думая о вампирах как о трупах, которые встают из могил только для того, чтобы насытиться кровью, эдаких чудовищах, которые не думают ни о чем, кроме своей жажды, ну, ты понимаешь. Представить себе вампира, который учит иностранные языки или читает Гейне, я не мог.
— Просто у меня было слишком много времени. Артур, я… Понимаешь, они правы. Эти охотники. И Люк, и Берже, и все те люди, которые думают так же, как они. По дороге сюда я убила человека — мужчину, возвращавшегося домой из бара, которых теперь так много кругом, — Артур непроизвольно отшатнулся, и вампирша усмехнулась. — У него было трое детей, жена и мать, он любил музыку Моцарта, и терпеть не мог свою работу — он был стряпчим. Он родился в Нормандии и перебрался в столицу двадцать лет назад. Все это я узнала, отведав его кровь, порой она говорит больше, чем любые слова. Я убила его не потому, что была голодна. Я боялась… Ты не представляешь, Артур, как я боялась, что, придя сюда, я не смогу себя сдержать. Не смогу говорить с тобой, и буду думать только об одном…
— О крови.
— Да. Я слышу биение твоего сердца, я чувствую запах крови, пьянящий сильнее вина.
Она коснулась своей маленькой прохладной ладошкой щеки Артура. Неожиданно для нее он не противился.
— Твоя кожа теплая, — грустно вздохнула она, констатируя очевидный факт. — Согрей меня, Артур. Ты хотел знать, что значит быть вампиром, я ответила. Но это не все. Когда впереди тебя целая жизнь, ты можешь потерпеть некоторые неудобства.
— Мицци, Мицци, — прошептал он едва слышно. — Зачем ты встретилась у меня на пути? Что мне теперь делать со всем этим, с тобой, с собой?..
— Я не знаю, — так же тихо проговорила она. Или ее голос прозвучал у него в голове?
Она склонила голову ему на плечо, глядя задумчивым взглядом за окно, на темный ночной Париж. Артур провел
— Я бы многое отдал, чтобы встретить тебя раньше, когда ты была еще жива. Как давно это было…
— Я помню все так же отчетливо, как это было вчера. Солнце — тогда я не боялась его, я любила ощущать его на коже, подставлять лицо, отчего на нем появлялись эти смешные веснушки. И призраки тогда не приходили ко мне, как же хорошо, как спокойно было жить, не чувствуя их рядом!
— Но ты рассталась с такой жизнью. Ради чего? Тебя прельщала вечность? Чего ты хотела, Мария? Я смотрю на тебя и не могу понять одного — почему. Какие мотивы могут двигать девушкой такой молодой и прекрасной, чтобы она отвернулась от света навсегда? Или, может быть, это был не твой выбор? Что же произошло тогда, сто с лишним лет назад?
— Я расскажу тебе одну историю. Считай, что это всего лишь сказка, из тех, где Золушка не встречает своего принца, а Спящая Красавица засыпает навсегда. Представь себе долину Рейна весной, когда солнце выходит из-за облаков, а бесконечные дожди заканчиваются. Первая листва на деревьях, тихий прохладный ветер дует в лицо, и все вокруг оживает. Ты никогда не был там? Ты не представляешь, Артур, это самое прекрасное место на земле. Поэтому я никогда туда не возвращалась.
— Как же это? Ведь ты же сама говоришь…
— Я боялась разрушить это очарование старинных домов, маленьких узких улочек и Рейна, моего любимого Рейна, протекающего внизу. Весной он разливался так, что почти достигал нашего дома, и мы всякий раз боялись его неумолимой силы.
Я всю жизнь прожила там, близ города Бендорф, не представляя себе других мест и даже не мечтая о них.
«Когда-нибудь ты выйдешь замуж за богатого человека, и вы уедете в большой город, и ты поймешь, насколько та жизнь лучше», — часто говорила мне мать, мечтавшая вырваться из повседневности нашего городка, но я не понимала ее. Мне не нужны были далекие города, я мечтала всю жизнь прожить там, в доме на высоком берегу, чтобы, сидя в беседке на обрыве, смотреть на воды Рейна, на маленькие лодочки, проплывающие мимо, на высокие шпили и красные крыши домов. Но одновременно — вырваться из оков той бедности, в которой жила наша семья, навсегда покинуть тот маленький, тесный дом, где мне нечем было дышать.
И, как любая девочка, я мечтала выйти замуж за принца и жить в сказочном замке. Замков было много в том районе, где я жила — они стояли высоко, возвышались над всеми прибрежными городками, величественные и неприступные. Уже в то время многие были заброшены — стало модно жить в крупных городах, а не в старых крепостях. Гуляя по нашему городку, я иногда видела белые стены и приземистые круглые башенки одного из них. Знаешь ту принцессу, которая сидела в своей башне и грустно глядела вниз? Я представляла, какой прекрасный вид, должно быть, открывается оттуда, и мечтала очутиться на ее месте. Ведь у принцесс всегда есть деньги и куча драгоценностей. Они не задумываются о том, что сегодня нечего есть, а платье, донашиваемое за старшей сестрой, уже давно порвалось и превратилось в тряпку, — Мицци любовно расправила шелковую ленту на рукаве своего прелестного кукольного платьица, которое по нынешней моде состояло, казалось, из сплошных лент, оборок и кружева. И стоило немало денег. — Наша семья отнюдь не была богата, наоборот; и я ненавидела ту бедность и убогость, которая нас окружала. Мне противно было находиться в маленьком доме, скудно обставленном самой простой мебелью; живя в нищете, я мечтала о роскошных платьях и балах, о красивых украшениях и благородных кавалерах. Но вместо них получала быстрые поцелуи и ласки от давно знакомых мне парней и отдавала себя им в каком-нибудь темном углу, спрятанном от посторонних глаз. Я ждала любви, но не видела ее вокруг. Это было… грустно, пожалуй, но я не отчаивалась.