Лорена - похитительница сознаний
Шрифт:
Служитель панацеи, представившийся Василием Николаевичем, сразу же завоевал симпатию Полянского, который был бесконечно рад, что «сестры» попадут в надежные руки. В два глотка одолев предложенную кружку кофе, врач отправился к новому пациенту. Случай с «сестрами» настолько его заинтриговал, что ему не терпелось поближе познакомиться с подозреваемой.
Пока Полянский и присланные ему в помощь следователи прикладывали все усилия по вызволению физической оболочки девушек из заточения, Василий Николаевич всерьез принялся за более тонкие материи. Получить разрешение на обследовании Натальи было не так просто, но доктор подключил к делу все свои связи, а также
Чтобы завоевать доверие пациентки, доктор рассказал ей о случае со своей женой, пострадавшей от неправильного лечения. Поведал о том, что его до сих пор мучают угрызения совести — ведь именно он, своими собственными руками, принудил любимого человека обратиться к психиатру.
Рассказ Василия Николаевича тронул сердце девушки. Особенно «сестер» поразило желание доктора помочь другим не повторить его трагический ошибки — не каждый способен вознестись над собственной утратой и, превозмогая боль, сполна искупить свою вину.
— Кем была вторая личность, жившая в вашей жене? — поинтересовалась Наталья.
— Она была нашей нерожденной дочерью… — подавив в горле спазм, произнес Василий Николаевич. — Моя жена оказалась не способной выносить плод, более того, врачи вообще запретили ей иметь детей. Но любимая не сдалась — любой ценой она хотела сохранить свое дитя. И нашла способ, взрастив ребенка в себе. А я… я испугался. Когда моя жена вдруг стала изредка притворяться маленькой девочкой, то решил, что моральное потрясение оказало на нее слишком большое влияние. Я не поверил ей тогда и сейчас очень жалею об этом.
— Вы хотели, чтобы «девочка» ушла из вашей жены? — вопросила Наталья.
— Я надеялся, что это поможет… Но все оказалось совсем не так: когда моя жена окончательно потеряла ребенка, то вместе с ним ушла и ее воля к жизни, пропал сам ее смысл. И она не выдержала.. В ее предсмертной записке говорилось, что она отправляется вслед за дочерью, чтобы никогда больше с ней не расставаться…
— Вы не стоит корить себя, — попыталась утешить мужчину Наталья. — Любой здравомыслящий человек поступил бы также. К сожалению…
— Что мне стоило позволить жене оставить ребенка? — не унимался доктор. — Не страх моей любимой остаться без дочери погубил ее. Нет! Ее убило мое непонимание, мое нежелание посмотреть на проблему в другом ключе… Всю свою жизнь мы так стараемся стать «нормальными», соответствовать общепринятым ценностям, что любой отход от установленных взглядов кажется нам преступным. И нам недосуг догадаться, что это губит нас самих. Мы запрещаем себе быть такими, какими мы хотим быть. Но, искажая собственную реальность, никто из нас на самом деле не становится лучше, он только усыпляет свое сознание, прикрываясь несуществующими ценностями. Так горько осознавать это!
— Ваши мысли могут дать миру непревзойденный пример инакомыслия, — восхищенно произнесла Наталья. — Не корите себя, ваша потеря изменила Вас, превратила в истинного ценителя своего дела, осознающего великое значение того, чем Вы занимаетесь. И если существует рай, то ваша жена наверняка сейчас смотрит оттуда, восхищается и гордится вашими трудами!..
— Надеюсь, что так и есть… — по-отечески улыбнувшись, ответил Василий Николаевич. — Но я прибыл сюда не для того, чтобы вызвать к себе сочувствие. Мой рассказ лишь должен был убедить вас в моем искреннем стремлении помочь.
— Так и вышло, — ответила улыбкой на улыбку Наталья. — Я поверила Вам и жду не дождусь, когда Вы начнете
— Отлично! — всплеснул руками доктор. — В таком случае не вижу поводов откладывать лечение…
Прежде чем пообщаться с Лолитой и Ренатой, Василий Николаевич, используя свою методику, стал выяснять обстоятельства самого появления «сестер». Помня рассказ Полянского о тяжелом детстве Натальи и о сразившем ее в юности недуге, он предположил, что именно в больнице девушка обрела свое первое Альтер-эго. Доктор предложил Наталье использовать гипноз, чтобы помочь освежить ее память и не упустить в рассказе ни одной важной детали. Девушка легко согласилась. Василий Николаевич погрузил Наталью в гипнотический сон, включил записывающее устройство и произнес:
— Будь добра, вернись в свое детство. Помнишь, ты была больна: у тебя было воспаление легких? Тебя отвезли в больницу?..
— Да, я еду в скорой… — пробормотала Наталья. — Мне очень плохо — совсем не могу дышать! У меня жар, все мое тело будто объято пламенем… Я готовлюсь умереть…
— Продолжай, — попросил доктор, — что было дальше?
— Меня привезли в больницу, поставили капельницу. Стало чуть легче, но все равно знаю, что смерть скоро придет за мной. Я слышу ее тихие шаги… У меня кружится голова, перед глазами то и дело вспыхивают алые пятна.
Приходит мама — обтирает меня влажной тряпкой. Она наклоняется над раковиной, плачет. Боится, что я замечу ее слезы — вскидывает голову и видит, что рядом с зеркалом на крючке висит дорогой кулон. Золотой! Шепотом она обращается к медсестре — та испуганно вздрагивает и тихо-тихо что-то шепчет моей маме на ухо.
— Наташа, ты слышала этот разговор? Можешь его повторить?
— Да: медсестра рассказывает, что раньше в этом отделении находилась реанимация для новорожденных. Здесь лежали самые тяжелые пациенты, многие из которых не проживали и одного дня. Это украшение нашли рабочие, когда переоборудовали помещение под терапевтический стационар. Наверное, оно принадлежало одному из маленьких пациентов. Когда малыша не стало, отпала необходимость и в этом обереге. Моя мама спрашивает, почему такую ценную вещь не вернули родителям. Медсестра печально качает головой и говорит, что украшение могли попросту потерять в той суматохе, которая творится в реанимации; либо же его попросту было некому вернуть. «Но почему оно висит тут, у всех на виду? — интересуется мама. — Разве вы не боитесь, что его могут украсть?» Медсестра безрадостно усмехается и замечает, что такое «сокровище» никому не нужно — оно хранит на себе печать смерти. Ни рабочие, ни сотрудники больницы, не приходящие посетители и пациенты — никто не прикасается к кулону, зная о судьбе его несчастного владельца. «Что за глупые суеверные небылицы?!» — возмущается моя мама. «Да?! А Вы прикоснитесь к нему!» — шепчет медсестра.
Я вижу, как моя мама тянется к кулону — рука ее дрожит. Она подносит пальцы совсем близко, но так и не решается на прикосновение. Смотрит на меня и говорит, что ей и без проклятий несладко приходится и чужой судьбы ей не надо. Украшение так и остается висеть возле зеркала.
— Что было дальше, Наташа, продолжай…
— Все ушли, я в палате одна. Лежу на жесткой койке и смотрю на кулон. Мне так жаль того малыша, которому так и не удалось познать счастье. Что я со своей болезнью? У меня есть мама, которая обо мне заботится; свой дом и пусть небольшие, но все же радости. А что было у него? Я думаю о том, что с удовольствием поделилась бы с этим бедняжкой своей жизнью… если бы она у меня была.