Лошадь на крыше

Я ехала на репетицию к Одуванчику. Режиссера на самом деле звали Валера, и на одуванчик он совсем не был похож, скорее — на веселого породистого пса,

недавно сбежавшего из дома. Но так назвал его Комаров. А это святое. По крайней мере — было, в те чудесные времена.

Итак, я ехала на репетицию, опаздывала и поймала машину.

Одуванчик репетировал на «Беговой», близко от моего дома, и поэтому я ловила машину по всякому поводу. Если, к примеру, шел дождь или жали туфли, была духота, дурное настроение, болел живот или мешали линзы. Или же просто, идя к троллейбусной остановке, я вдруг решала:

— Да не хочу я трястись в троллейбусе, а потом бежать, как савраска. За тридцать пять рублей — полторы пары дешевых колготок — комфорт и положительные эмоции.

Тридцать пять — это была моя такса. Полтинника мне было жалко, сорок без сдачи не найдешь, просто тридцать — очень уж мало… К тому же, слыша такую странную сумму, водители обычно не торговались, а начинали смеяться и выяснять — почему же именно тридцать пять.

Комфорт и эмоции были в том случае, если общение заканчивалось на обсуждении таксы и нестабильной московской погоды, и дальше водители не начинали приставать к пассажирке. Однако через какое-то время я сообразила, как на этом маршруте отваживать приставучих. Одуванчик снимал зал для репетиций в закрытом институте прямо напротив крематория при Боткинской больнице…

— Наверно, на свидание, такая красивая, — начинал разговор человек за рулем, косясь на мои черные гамаши и чудовищные каблуки.

— На работу, — мрачно отвечала я, подтягивая юбку к коленкам, а гамаши — к юбке.

— Где же вы работаете, если не секрет?

— Не секрет. Здесь прямо и налево. В морге.

— Простите? — вытаращивал глаза мой собеседник.

— В морге. А что тут такого?

— Гм… И вы там… значит…

И дальше было два варианта. Первый. Я отвечала сдержанно:

— Уборщица.

Если этого было достаточно, чтобы водитель прикусывал губу или доставал сигарету и с преувеличенным вниманием начинал смотреть на дорогу, больше не пытаясь ничего выяснить, я не продолжала. Но если вызывало облегченный вздох: «А-а-а, а я-то уж подумал…», то я небрежно объясняла:

— Правильно подумали. Потому что на самом деле я — патологоанатом. Вскрываю трупы.

После этого я окончательно теряла всякую привлекательность в глазах только что отчаянно кокетничавшего водителя.

Бывало, конечно, и это срывалось. Однажды молодой смуглолицый водитель и его приятель, сидевший впереди, наоборот, оживились и стали интересоваться подробностями.

— А можно нам посмотреть? — спросили они с таким жадным любопытством, что я услышала другое: «А

можно мы тоже… поучаствуем?»

— М-м-можно, — ответила я, думая, под каким предлогом или вовсе без него мне бы поскорее выйти из машины, в которую я так опрометчиво вскочила, опаздывая на полчаса на репетицию.

— А как это сделать? — продолжали настаивать ребята.

— Позвоните мне, мы договоримся. Вот здесь, я приехала…

— А что сказать, если спросят, чего мы хотим?

В моем доме некому было спрашивать, чего от меня хотят разудалые глазастые мачо из близлежащих теплых стран, а также бесприютные иногородние студенты, строители-турки, не говорящие по-русски, или просто женатые москвичи.

— Скажите, что вы хотите посмотреть… э-э-э… эксгумацию трупа. Сдачи не надо!

Стойкие приставучие вместо денег просили телефон. Как-то раз, выслушав байку про патологоанатома, человек за рулем, как и положено, успокоился, а беря тридцать пять рублей, вдруг спросил:

— А телефончик?

— Так телефончик или деньги? — я впервые внимательно посмотрела на того, кто был за рулем. Надо же… Как приятно — и подработал, и с девушкой познакомился, не прогадав, в случае чего. Если девушка телефончик назовет ненастоящий…

— И то, и то, — спокойно кивнул он.

Я разозлилась. Хорошо. Дам ему настоящий телефон. Позвонит — ему же хуже.

Есть мужчины, которым нравится бег с препятствиями. Этот выждал паузу и позвонил. Говорить я с ним ни о чем не собиралась и так ему и сказала. Он позвонил снова. И снова.

— Вы, простите, случайно не Весы? — с ходу начал он в третий раз.

— Весы, — от неожиданности ответила я. — А собственно, вам-то что?

— А ваш любимый человек постарше вас, женат, брюнет с карими глазами и выше ростом…

— С темно-серыми, — не удержалась я, — и роста мы одинакового.

— Да-да, именно… Хотя, странно — у меня тут в компьютере…

— В компьютере? — У меня еще не было тогда компьютера, я о нем только мечтала, и все, связанное с ним, казалось мне почти чудом.

— Да, я на вас схемку сделал… Вы ведь вечером наверняка родились. Не знаете, случайно?

— Знаю. Полдвенадцатого…

— Да-да-да. Точно-точно… Все сходится… А он, ваш возлюбленный, вас мучает — и не отпускает, и жить с вами не хочет?

— Он… — Я вздохнула. — Ну, в общем, да.

— Да-а-а… А вы, простите, на себя в зеркало давно смотрели?

— Знаю. Я страшная.

— М-м-м… Это как сказать… Хотите, помогу вам?

— Еще скажите, что вы колдун.

Нет, я научный сотрудник. В прошлом. Сейчас действительно занимаюсь вопросами магии и древних знаний. Это такая неизведанная область… Столько шарлатанов и обманщиков… А я так — больше для себя. Мне очень интересно знать — кто мы, что мы, откуда взялись и вообще… Но по мелочи я могу попробовать, если надо… вмешаться в ход событий… Вы что хотите — ему приворот или себе отворот? Я растерялась.