Лотерея [Подтверждение]
Шрифт:
Ну почему они не приняли во внимание и другие факты? Например, что летом я много купаюсь, что я люблю свежую, хорошо приготовленную пищу и ем много фруктов, что я бросил курить, а в детстве регулярно посещал церковные службы, что я делаю щедрые пожертвования благотворительным фондам и люблю животных, что у меня голубые глаза?
Все эти факты казались мне ничуть не менее — и не более — существенными, и каждый из них мог повлиять на компьютер, возможно — даже сдвинуть его предсказание на несколько лет в мою пользу.
Во мне шевельнулось подозрение. Все эти цифры получены
Короче говоря, нужно пройти независимое медицинское обследование и только потом уж что-нибудь решать. Я чувствовал себя абсолютно здоровым, я подозревал, что компьютер мухлюет, я боялся атаназии.
Я повернулся к Ларин и Сери; они уже взялись за принесенный служителем завтрак, мюсли и тосты. Садясь за стол, я увидел, что Сери на меня смотрит, и понял: она понимает, что я изменил свое решение.
15
Диагностический центр клиники занимал одно из крыльев главного здания; здесь проходили предварительное обследование все получатели курса атаназии. Среди диагностических процедур, которым подвергли меня врачи, были и утомительные, и страшноватые, и унизительные, и интересные, и попросту скучные. Поражало изобилие непонятной — да, впрочем, и не предназначенной для моего понимания — медицинской техники. Предварительное обследование проводилось в прямом взаимодействии с компьютером; потом меня поместили в аппарат, являвшийся, как я думаю, обзорным сканером всего организма. После более подробного рентгеновского просвечивания отдельных частей моего тела — головы, поясницы, левого предплечья, грудной клетки — меня осмотрел и допросил врач, сказавший в заключение, чтобы я одевался и шел в свой коттедж.
Сери ушла подыскивать себе гостиницу, Ларин задержалась в клинике. Я сел на кровать и погрузился в размышления о психологических факторах больницы, любой больницы, где раздевание пациента есть лишь первая из долгого ряда операций, посредством которых он превращается в нечто подобное говорящему куску мяса. В этом состоянии его индивидуальность полностью подавляется к вящей славе симптомов, как мешающая, надо думать, их полнейшему проявлению.
Чтобы напомнить себе, кто я есть такой, я взялся перечитывать свою рукопись, но вскоре был вынужден прервать это занятие, потому что пришли Ларин Доби и доктор Корроб, тот самый врач, который беседовал со мною в клинике. Ларин скользнула по мне тусклой безрадостной улыбкой и села за письменный стол.
Я встал, предвкушая что-то недоброе.
— Миссис Доби говорит, что вы все еще не решили, соглашаться или нет на курс атаназии, — начал Корроб.
— Да. Но я хотел сперва послушать, что скажете вы.
— Я советую вам согласиться на процедуры, и незамедлительно. Иначе вы рискуете жизнью.
Я
— А что со мной такое?
— Мы обнаружили аномалию в одном из главных кровеносных сосудов вашего головного мозга, так называемую цереброваскулярную аневризму. Стенка сосуда настолько истончилась, что он ежесекундно готов лопнуть.
— Я знаю, вы все это выдумываете!
— Да почему вы так решили? — удивился Корроб, во всяком случае он выгляделудивленным.
— Вы меня запугиваете, чтобы я согласился на эти процедуры.
— К сожалению, — вздохнул Корроб, — я всего лишь излагаю вам результаты обследования. Лотерея пригласила меня на должность медицинского консультанта. Я пытаюсь довести до вас всю серьезность ситуации; необходимо срочное оперативное вмешательство, иначе ваша болезнь приведет к летальному исходу.
— А почему эту штуку раньше не заметили?
— Возможно, вы слишком редко обследуетесь. Мы знаем, что в детском возрасте у вас были неполадки с почками. С болезнью справились, но она оставила вам в наследство повышенное кровяное давление. А к тому же вы еще и пьете.
— Да что я, алкоголик какой-нибудь? — возмутился я. — Выпиваю, но в меру.
— А вам, в вашем состоянии, вообще нисколько нельзя. Вы говорили, что пьете довольно регулярно, с суточной дозой, приблизительно эквивалентной одной бутылке вина. В вашем состоянии это крайне неразумно и смертельно опасно.
Я снова взглянул на Ларин и увидел, что она внимательно за мною наблюдает.
— Бред какой-то, — пожаловался я ей. — Я же здоров как бык.
— Это только ваше мнение, — сказал Корроб, — и оно не слишком много значит. Ангиограмма показала наличие у вас крайне серьезного заболевания. — Он встал, словно очень торопясь уйти. — Решать, конечно же, будете вы, но я бы вам посоветовал приступить к процедурам как можно скорее.
— А они вылечат эту штуку?
— Ваш консультант все вам объяснит.
— А это не рискованно?
— Нет, все процедуры абсолютно безопасны…
— Ну что ж, — вздохнул я, — выбирать мне, похоже, не из чего. Если вы вполне уверены…
В руках Корроба была тощенькая папка, принятая мною за историю болезни какого-то пациента; теперь до меня дошло, что этот пациент не кто иной, как я.
— Мистера Синклера следует поместить в блок атаназии как можно скорее, лучше всего сегодня, — сказал Корроб, передавая папку Ларин. — Сколько времени уйдет у вас на реабилитационный профиль?
— По крайней мере день, может, и два.
— Синклера следует поместить безо всякой очереди, эта аневризма очень опасна. Нельзя допустить, чтобы его хватил инсульт прямо здесь, в клинике. Если начнет тянуть время — тут же гоните его с острова в шею.
— Я постараюсь закончить с ним прямо сегодня.
Они разговаривали так, словно меня в комнате не было.
— После четырех часов ничего не есть, — повернулся ко мне Корроб. — Можно пить воду или разбавленный фруктовый сок, но не много. И ни грамма алкоголя. Утром к вам зайдет миссис Доби, она направит вас на операцию. Вам все понятно?