Лотерейный билет № 9672
Шрифт:
В половине третьего на эстраде в глубине зала открылась дверь и оттуда вышел председатель бюро лотерей — внушительный, серьезный господин с типичной властной осанкой человека, призванного именно к председательству. Его сопровождали двое не менее серьезных ассистентов. [120] Вслед за ними появились шесть девочек, — все они были румяные, белокурые, голубоглазые, с пышными бантами в волосах и с теми красивыми руками невинных отроковиц, какими и подобает вытаскивать номера на розыгрыше лотереи.
120
Ассистент —
Их появление вызвало гул в толпе, выразившей таким образом свое удовольствие при виде руководителей лотереи, а затем нетерпение от того, что они заставили себя ждать.
Девочек было шесть по числу урн, стоящих на столе, — из них-то и предстояло извлекать шесть номеров при каждом очередном розыгрыше.
Каждая из этих урн содержала номера с цифрами от нуля до девяти, представляющие собою единицы, десятки, сотни, тысячи, десятки и сотни тысяч, входящие в общее число миллион. Седьмая же урна отсутствовала, поскольку в этом тираже было принято следующее правило: если из всех шести урн одновременно вынимают нули, то они и означают этот миллион, — иными словами, выигрыш распределяется равномерно на все номера билетов.
Кроме того, решено было, что номера вынимаются по очереди из всех урн, начиная с крайней левой — ближайшей к публике. Таким образом, выигрышное число будет составляться на глазах у зрителей, начиная с самых крупных цифр, то есть с сотен тысяч, затем десятков и так далее, вплоть до единиц. Можете себе представить, с каким трепетом каждый участник станет следить за увеличением своих шансов с появлением очередной цифры!
Ровно в три часа председатель махнул рукой, давая знак к началу тиража.
Толпа встретила объявление взволнованным гулом, который через несколько мгновений стих, уступив место относительной тишине.
Тогда председатель встал и произнес краткую, но прочувствованную торжественную речь, где выразил сожаление, что главный выигрыш не падает на каждый билет. Вслед за тем он приказал приступить к тиражу первой серии. Как вы уже знаете, она включала в себя девяносто лотов и обещала поэтому быть довольно продолжительной.
Итак, шесть девочек начали действовать с размеренностью автоматов при напряженном, ни на миг не ослабевающем внимании публики. Действительно, поскольку размер выигрыша возрастал с каждым новым номером, соответственно росло и волнение присутствующих, и никому в голову не пришло бы покинуть свое место, даже тем, чьи номера уже не могли претендовать на выигрыш.
Тираж длился уже целый час, но ничего серьезного пока не произошло. Замечено было, однако, что номер 9672 еще не вышел, что лишило бы его всяких шансов на главный выигрыш в сто тысяч марок.
— Вот хорошенькое предзнаменование для негодяя Сандгоиста, — сказал один из соседей профессора.
— Ба! Странно, если на него свалится главный выигрыш! — отозвался другой. — Пусть даже он и владеет знаменитым билетом.
— Да, и в самом деле знаменитым! — согласился Сильвиус Хог. — Но только не спрашивайте меня, почему это так!.. Я не смог бы вам объяснить.
Тут начался тираж второй серии, включающей в себя девять лотов. Этот тираж обещал стать весьма интересным, поскольку девяносто первый номер падал на выигрыш в тысячу марок, девяносто второй — в две тысячи и так вплоть до девяносто девятого, равнявшегося девяти тысячам. Третья же серия, как вы помните, состояла из одного-единственного лота.
Номер 72521 выиграл пять тысяч марок.
Следующий номер — 823752 — выиграл шесть тысяч марок. Какова же была радость Сильвиуса Хога, когда Жоэль сообщил ему, что билет принадлежит очаровательной Зигфрид из Бамбле!
И вот тут-то произошел инцидент, [121] ввергший публику в волнение, вылившееся в глухой ропот. Когда вытащили номер 97, тот, что выигрывал семь тысяч марок, все на мгновение решили, будто судьба наградила Сандгоиста хотя бы этим лотом.
Ибо выигрышный номер оказался 9627! Стоило лишь поменять местами две последние цифры, и он оказался бы билетом Оле Кампа.
121
Инцидент — случай, происшествие.
Два следующих номера вышли совсем далекими от упомянутого выше: 775 и 76287.
На этом вторая серия завершилась. Оставалось разыграть последнюю — в сто тысяч марок.
Волнение зрителей к этому моменту достигло апогея, [122] — трудно было представить себе весь накал страстей в зале.
Сперва он заполнился приглушенным гулом голосов, который захватил двор и прилегающие улицы. Прошло несколько минут, пока присутствующие не утихомирились; наконец воцарилось глубокое молчание. Публика буквально застыла в напряжении. В этой тишине таилось нечто вроде страха, если нам позволено сделать такое сравнение: того страха, который охватывает толпу в тот миг, когда приговоренный к смертной казни показывается на эшафоте. Только на сей раз кто-то неизвестный приговаривался к выигрышу в сто тысяч марок, а не к тому, чтобы потерять голову, — разве что от счастья.
122
Апогей — здесь: высшая степень.
Жоэль, скрестив руки на груди, рассеянно смотрел на объятую трепетом толпу и, по всей видимости, оставался самым спокойным в зале.
Гульда же сидела, склонив голову на грудь, и думала только о своем бедном Оле. Временами она машинально искала его взглядом в толпе, словно он мог появиться здесь в последний момент.
Что же до Сильвиуса Хога… Нет, мы не в состоянии описать чувства, владевшие им в ту минуту!
— Тираж выигрыша в сто тысяч марок! — объявил председатель.
Какой голос! Казалось, он исходил из самой глубины сердца этого напыщенного господина. Объяснялось все очень просто: он обладал большим количеством билетов, которые еще не вышли в тираж и, стало быть, могли претендовать на главный приз.
Первая девочка вынула номер из левой крайней урны и показала его собравшимся.
— Нуль! — провозгласил председатель.
Этот номер не произвел большого впечатления, — казалось, все присутствующие были готовы к тому.
— Нуль! — опять выкрикнул председатель, сообщая следующую вынутую цифру.
Два нуля! Это означало, что теперь шансы увеличиваются для всех номеров от одного до девяти тысяч девятисот девяноста девяти. А билет Оле Кампа, как мы уже говорили, носил номер 9672.
Странное явление: Сильвиус Хог начал ерзать на своем стуле, двигая его так, словно тот был на колесиках.