Ловцы душ. Исповедь
Шрифт:
— В тебя стреляли? Ты цела?
— Да. На всякий случай — прощай, Маша.
— Подожди! — крикнула Мария Андреевна в трубку срывающимся голосом. — Обещай мне… Знаю, что не могу просить тебя, но не просить тоже не могу. Помоги Полине!
— Я буду помогать всем им.
— Но ведь Поля самая слабенькая! Она ни на что не годится!
— Это не так, — смягчилась Марта. — Но я пригляжу за ней.
И повесила трубку.
Мария Андреевна поднялась и накинула плащ.
— Кари, — позвала она. — Я уезжаю, Кари.
Их прервал вошедший охранник:
— Мария Андреевна, у вашей машины упорно
— Нет, — покачала головой Мария Андреевна, — не нужно.
— Думаете, менты?
— Нет. Я выйду черным ходом. Ты, Саша, отвезешь меня в аэропорт на своей машине. К моей не прикасайтесь. Даже если я не вернусь никогда.
— Так сгниет ведь! — с горечью воскликнул Саша, глядя в окно на новенький «мерседес», который сам выбрал для хозяйки только на прошлой неделе.
— Лучше пусть он, чем ты, — ответила Мария Андреевна. — Едем! — Она шагнула к двери.
— Мария Андреевна, — бросилась за ней Кари, — а как же…
— Все дела на тебе. Доверенности и печати в сейфе, где ключ — знаешь.
— Но как с вами связаться?
— Я буду постоянно на связи. Электронная почта, квип. И еще, — Мария Андреевна спохватилась. — Саша, спускайся к машине, я догоню.
Когда охранник вышел, она сказала:
— Кари, если к тебе обратится за помощью женщина — ее зовут Марта, — сделай все, что она попросит. Даже если просьба покажется тебе… странной.
— Я все сделаю, — горячо пообещала Кари.
Голос ее дрогнул.
— Прощай. — Мария Андреевна порывисто обняла девушку и вышла из комнаты.
«Колыванова Мария Андреевна. Год рождения: 1945. В 1967 году окончила философский факультет Ленинградского государственного университета. В 1967–1968 годах училась в аспирантуре, числилась младшим научным сотрудником, вела семинары по научному атеизму.
В 1970 году осуждена за тунеядство и соучастие в убийстве на пятнадцать лет. Отбывала наказание в колонии строгого режима.
В 1985 году вернулась в Ленинград, работала в разных организациях гардеробщицей, вахтером, табельщицей.
В 1990 году подала в суд на начальника колонии, в которой отбывала срок. Заявление к рассмотрению принято не было, в судебном разбирательстве истице отказано.
В 1991 году зарегистрировала кооператив „Красавица" по оказанию парикмахерских услуг населению».
Марта набрала следующий номер телефона.
— Кого позвать? Гаврилову? — ответили ей сквозь шипение и треск. — Да где ж я вам ее искать стану? Откуда вы? Говорите громче! Тут такой гвалт! Из нотариальной конторы? Наследство?! Ну, тогда подождите, не вешайте трубку…
В чреве ресторана дым стоял столбом. Официантки кричали на поваров, те на помощников, а последние, глотая ругательства, резали себе пальцы, обжигались кипящим бульоном и проклинали нечаянных гостей, свалившихся сегодня на их бедную голову.
Мойщица посуды, снявшая трубку, не сразу заметила Галю, дравшую глотку у большого чана с карасями.
— А я говорю, — орала она повару Степану, — они сказали в сметане, а не уху.
— Дык сами ж сперва уху требуют, а потом…
— Выпили потом и передумали!
— А я ж чем виноват? Я ж их уже варю! — Лицо
— Да плюнь ты. Вылови и на сковороду засандаль! Сметаной потом зальешь, будет как надо!
— А может, еще выпьют, снова ухи захотят?
— Так не сливай навар-то. Требухи бросишь, и уха будет. Они ж такие деньжищи отвалили!
— Так и валили бы с деньжищами в «Асторию». Там бы и выкобенивались! А чего в захудалом кабаке деликатесов требовать?!
— Хозяина спроси!
— Да уж, не зря говорят: нежданный гость хуже татарина.
Тут Галина заметила, что кто-то тянет ее за рукав.
— К телефону тебя, — проорала ей в ухо посудомойка.
— Да пошли ты их! Не видишь — кручусь.
— Говорят — важное, — округлила глаза старая приятельница. — Поди, послушай…
Галина неохотно протиснулась мимо горячих кастрюль и сковородок к телефону. Зажала рукой одно ухо, проорала:
— Слушаю!
— Это Марта! — донеслось до нее гулко. — Уезжай. Поняла?
— Поняла! — сказала она упавшим голосом и в ответ услышала гудки.
Мойщица, внимательно наблюдавшая за Галиной, схватилась за сердце:
— Чё, много деньжищ перепало?
— Каких деньжищ? — Галина смотрела сквозь нее.
— Ну, там сказали — вроде наследство. Вон ты как сразу вспотела. Небось не мало пообещали! Бутылку хоть поставишь нам, бедным?
— Открывай. — Галина смотрела прямо перед собой, не замечая, как подружка суетится, разливая по стаканам водку.
В свои пятьдесят она выглядела дородной матроной без единой морщинки на полном, чистом, словно у ребенка, лице. Немного помогала в зале официанткам, когда те зашивались, а в основном играла роль приветливой мамки-няньки для братков-малолеток, которые ее просто обожали. После хозяина в заведении была главной. Славилась еще и тем, что в покер и преферанс могла надуть любого. Равных ей не было. В своем маленьком мирке Галина была личностью знаменитой, да и деньги перепадали подчас хорошие. Хозяин ей нарадоваться не мог. Впечатление производила солидное, к каждому посетителю свой ключик имела. Сколько раз заставал у нее на груди успокоенного сопливого мальчишку с отобранным кастетом, льющего слезы о своей продажной марухе. А кому бы могло взбрести в голову, что чинная матушка в карты мухлюет? Да на ее простодушную рожу посмотришь — никогда не поверишь, что такой под силу в сложной карточной игре разобраться. А тем более «кидать» опытных игроков…
Сегодня Галина собиралась сорвать хороший куш. Ресторан откупила на весь вечер компания богатых мужичков из архангельских лесов. Деньги у них в спортивной сумке — пачками, а говор совсем не столичный. В центральных кабаках хозяйничать неловко. Вот и рассудили, что лучше в забегаловке побыть барами, чем на Невском косые взгляды иностранцев ловить.
Гости уже и выпили, и закусили. И прониклись к Галюне душевной симпатией. Вот-вот должны были сесть в карты. Жаль упускать такой случай. Но и страшно. Марта нарочно пугать не станет. Пять лет с ней не виделись, а помнит она их разговор слово в слово… «Он не оставит нас в покое. Меняешь место — звони. Что случится — звони. Готовь пути к бегству, может быть неожиданному…» Пока говорили с Мартой, мороз по коже бежал. А как расстались, жизнь свое взяла.