Ловцы душ
Шрифт:
– Я счёл это излишне невежливым, – сказал я. – Особенно когда узнал, кому он служит.
Он усмехнулся.
– Вы добились успеха?
– Да, господин воевода.
– Расскажете мне об этом?
– Покорнейше прошу прощения, но нет, господин воевода.
– Так и знал, – буркнул он. – Но, тем не менее, как я понимаю, проблема устранена.
– Так и есть, ваша милость.
– И не повторится в будущем?
– Этого я обещать не могу, – ответил я с грустью. – Но думаю, что если не повторится вскоре, то не повторится уже никогда.
– Я не спрашиваю кто
Я минуту обдумывал, что ответить на этот вопрос. И решил, что в этом случае могу приоткрыть завесу тайны.
– Это была ошибка, господин воевода. Целью каждый раз был Его Величество.
– Ах, вот оно как, – произнёс он задумчиво. – Вот оно как…
– Никто не заинтересован в смерти императора. Но император, живущий, но сошедший с ума, это настоящий праздник...
– Хаос, смятение, борьба фракций... – договорил он.
– И это невозможно прекратить назначением нового правителя. – Усмехнулся я.
Он полез в ящик и бросил на стол большой мешок. Он звякнул. Попробуйте бросить медные монеты, попробуйте бросить серебряные. Прислушайтесь к их звону, и я уверяю вас, что звук будет отличаться от звука звенящего золота. И поверьте, что этот кошель звенел золотом.
– Триста дублонов. Как условились, – сказал поляк. – Вы хорошо поработали.
Я поднял кошель и ощутил его вес в моих руках. Триста дублонов весят немало, уж поверьте мне на слово.
Злился ли я на польского воеводу за то, что он использовал меня таким образом? Что он ожидал, что если кого-то заинтересует моё расследование, то этот кто-то захочет меня убить? И тогда шпион Зарембы вытрясет всё из убийцы и встанет таким образом на верный след? С тем же успехом сурок мог сердиться на вершины скал, что загораживают ему солнце. Заремба был политиком, ответственным за своего короля, свой народ и своё государство. Если он собирался положить меня на алтарь этой ответственности, я не мог иметь к нему никаких претензий. Я прекрасно знал, что, будучи на его месте, поступил бы так же, не считаясь с человеческой жизнью. Ибо если, пожертвовав одним, можно спасти многих, это именно то, что мы называем ответственностью и хорошим соотношением прибылей и убытков. Конечно, это всё не слишком хорошо выглядит с точки зрения пожертвованного, но, пожалуй, он мог бы, подобно вашему покорному слуге, не воспринимать ситуацию с приземлённой позиции собственной выгоды. Я смог. Я понимал, уважал и восхищался Зарембой, хотя, конечно, трудно было требовать от меня, чтобы я его любил. Никто не мечтает играть роль пешки на шахматной доске мира, за которой сидят циничные игроки. Но большинству из нас остается только и исключительно лишь эта роль. Мордимер Маддердин, покорный служитель Инквизиториума, не мог надеяться, что когда-нибудь станет иначе.
– Кроме того, я пришлю вам сто бутылок лучшего вина, которое во время нашей последней встречи, как я заметил, так вам понравилось, – пообещал он с широкой улыбкой.
– Покорнейше благодарю, ваша милость, – ответил я, ощущая, что, возможно, смогу его полюбить.
Он перегнулся через стол в мою сторону и похлопал меня по щеке.
–
– Покорнейше благодарю, ваша милость, – повторил я, зная, что эти слова ничего не значат.
Он пристально посмотрел на меня.
– Слово дворянина не дым, – сказал он, будто угадывая мои мысли. – Ваши обещания словно туман, ждущий ветра, наши же как свинец.
В этот момент я понял, что он говорит правду.
– Покорнейше благодарю, ваша милость, – сказал я в третий раз, но в этот раз знал, что он понял, что я говорю искренне.
Но я, однако, надеялся, что никогда не наступят такие времена, чтобы служение Святому Официуму я захотел променять на службу у польского магната.
Меня пригласили в штаб-квартиру элемозинариев. Я показал письмо Эйхендорфу и спросил, как он посоветует мне поступить.
– Сложно сказать, Мордимер, – сказал он наконец. – Потому что я действительно не знаю, зачем ты приехал, что сделал и по чьему заказу. – Он поднял руку в знак того, чтобы я не перебивал его и не протестовал. – Но если Сфорца против тебя, это означает, что ты с нами. Доказательство не прямое, но достаточное. – Он улыбнулся.
– Если ты просишь моего совета, – продолжил он, – я дам тебе его. Иди к элемозинариям, надев официальный костюм инквизитора, а я отправлю с тобой шесть человек охраны.
– Думаешь, что если я пойду один…
– Не знаю, – прервал он меня. – Зато я знаю, что добыть тебя из их подземелий было бы намного сложнее, чем не допустить, чтобы ты в них попал. Пока ещё никто не посмеет напасть на моих людей. Поверь мне также, что они получат очень строгие приказы, как им следует поступать, когда станет ясно, что к чему.
– Спасибо, Лукас, – сказал я искренне. – Огромное спасибо.
– Что нам ещё остаётся, как не держаться вместе? – ответил он, а потом отвернулся и посмотрел в окно. – Наступают времена, когда выяснится, кто друг, а кто враг. И надеюсь, что именно в эти времена мы окажемся на одной стороне баррикад.
– Никогда не посмел бы в этом усомниться, – отозвался я.
Лукас тщательно выбрал инквизиторов, которые должны были меня сопровождать. Все они были высокие, широкоплечие и бородатые. Бог мне свидетель, что я не хотел бы сражаться против этой шестёрки... У ворот я показал письмо, и элемозинарий, который его получил, явно смешался.
– Приглашены только вы, мастер Маддердин, – сказал он наконец. – Без товарищей...
– Таков был приказ Лукаса Эйхендорфа, – отозвался командир сопровождающего меня отряда.
– Я... я... – замямлил монах. – Извольте подождать. – Он повернулся и быстрым шагом направился в сторону здания.
Через некоторое время он вернулся и открыл ворота.
– Добро пожаловать, – произнёс он.
Опеку над нами взял на себя другой монах.
– Следуйте за мной, господа, – сказал он. Он повёл нас через сад, но в какой-то момент, однако, остановился.
– Брат Сфорца хочет поговорить с мастером Маддердином с глазу на глаз, – сказал он. – Соблаговолите подождать здесь.