Ловцы звезд (Ловцы звезд - 2)
Шрифт:
Не потому ли у него с женщинами никогда ничего хорошего не получалось? С тех самых пор любой роман кончался эмоциональным хаосом. Превращался в дуэль на мечах с намерением ранить побольнее.
Но до того не было ни одного романа, чтобы было с чем сравнить. Может быть, он просто сам всегда выбирает женщин с неустойчивой психикой.
Мойше вошел в зал ожидания и сел в кресло. На свет появился потрепанный блокнот, многолетний спутник всех его путешествий. На этот раз, поклялся он сам себе, он закончит "Иерусалим".
"Вот
Чем больше он думал, тем больше убеждался, что именно этой цитатой надо начать роман. В ней есть неоспоримая универсальность. В каждой жизни есть свой Локи, способный сковать ее цепью столь же тонкой, но крепкой.
И снова вернулась полынная горечь воспоминаний времен Академии. Нестираемая память о романе с однокурсницей, которая была дочерью вице-коменданта и внучкой начальника штаба Флота.
А он был идиотом. Полным, круглым, чугунным дураком. Как он из этого вылез? Вспоминая Элис, он считал чудом, что вообще выжил.
И какой ценой? Что, если бы он не разорвал эту связь, как было приказано? Она требовала от него именно этого, бросая вызов тому, что для него было средоточием огромной власти.
А для нее - всего лишь семьей. Мама и дедушка. Для него же они являлись твердынями субординации.
И ночной зверь с клыками вины длиннее, чем у любого другого его кошмара: что с ребенком?
"А ну!" - прикрикнул он сам на себя. Хватит воспоминаний и романтической чепухи. Теперь он взрослый. Надо вернуться опять к "Иерусалиму", и это будет ударом по царству страха в его душе.
Из любимых строк, из "Дунсиада" Попа:
Ты царство страха возродил, о Хаос,
И меркнет свет от слова твоего...
– Леди и джентльмены...
Он поднял глаза. Что еще? Ага, беседа "у вас последний шанс передумать"...
Беседу вел офицер с таким невыносимо скрежещущим голосом, что не иначе как его механически изменили.
– Вы на нашем корабле не нужны. Вы не наши люди, - сказал офицер для затравки.– Зачем вы здесь? Каковы ваши мотивы?
"Хорошие вопросы", - подумал про себя бен-Раби.
– Причины две. Либо вы увлечены мифом о сейнерах, который полностью сфабрикован головидением, либо вы шпионы. Так я вам сейчас сообщу один секрет. Никакой романтики не будет. И никакой информации вы не получите. Все, что мы вам дадим, - это уйма тяжелой работы внутри культуры, не похожей ни на что вам известное. Мы не собираемся облегчать вам вхождение в наш мир. Цацкаться с вами тоже не будем - некогда.
Этот человек явно старался обескуражить своих слушателей. "Интересно зачем", - подумал Мойше.
– Мы собрали вас по единственной причине. Только так мы сможем выдержать квоты сбора урожая следующего года.
У бен-Раби вдруг возникло ощущение - предвестие, можно сказать, - что у этого человека
За что адмирал Бэкхарт любил использовать бен-Раби - за его озарения.
И еще в голосе оратора Мойше ощущал разочарование и одновременно сильное недовольство наземниками. Он говорил, будто чувствуя на языке кислый вкус предательства.
Было неоспоримо, что эти сейнеры в отчаянном положении. Иначе никогда они не стали бы нанимать техников со стороны.
Бен-Раби ощутил прилив сочувствия.
Дом говорившего был на траулере где-то в Великой Тьме. Для выживания ему нужен был массивный приток умелых техников. Человек явно был недоволен, что из миллиардов населения Конфедерации пришло всего двести человек. И из них большинство следует рассматривать как подозрительных.
Рыбак покопался в карманах своего антикварного твидового пиджака. Бен-Раби подумал, не архаист ли он. Образ сейнеров, составленный до знакомства с ними, не учитывал, что у них тоже могут быть свои пунктики.
Человек вытащил какую-то непонятную маленькую штучку и вставил себе между зубами. Потом сжал ее большим и указательным пальцами правой руки и запыхтел, одновременно поднеся к чашечке этого прибора небольшой огонек. И лишь когда человек начал выдыхать ядовитые облака, бен-Раби понял, что это.
– Трубка!– буркнул он про себя.– Что за черт?– В ноздри ударила табачная вонь.– Не могу поверить, что еще существует такой плохой вкус.
Его передернуло.
Так отреагировал не он один. Аудитория загудела, одна женщина встала и бросилась было к выходу, потом зажала рот рукой и села на место. Даже у Мауса был шокированный вид.
А сколько еще таких ужасов затаилось впереди? Это был архаизм, доведенный до степени хамства.
Но насколько бен-Раби была отвратительна эта трубка, настолько же он восхитился лежащим в основе этой сцены психологическим ходом. Все же этот человек облегчил им вхождение в чужую культуру. Теперь дальнейший культурный шок будет слегка ослаблен.
– Как я уже сказал, - продолжал сейнер, выждав паузу, пока слушатели утихли, - здесь среди вас есть шпионы. Да, я знаю, это нехорошее слово. И шпионаж - нехорошее дело. Но реалист признает существование шпионажа, а мы все здесь реалисты. Так ведь? В наши дни шпионаж повсюду. Мы тонем в нем по самую задницу. Потому что почти всякий, обладающий хоть какой-нибудь властью, делает все, чтобы захватить контроль над стадом звездных рыб.
Человек изобразил улыбочку - издевку над ними над всеми. Он устраивал спектакль, изображая надутого дурака, провоцируя реакцию. За этим представлением бен-Раби ощущал спокойствие и уверенность профессионала. На самом деле в этом человеке было что-то, громко объявлявшее: "Офицер безопасности".