Ловцы звезд
Шрифт:
– Помни, Мойше: один щелчок правой для полной сенсорной депривации. Второй щелчок – контакт. Левый выключатель вверх – возврат. Будешь готов – нажимай.
Сам не зная почему, он толкнул правый переключатель.
Его окружил комфорт полной сенсорной депривации, подобный материнскому чреву. Мойше отдался на его волю, уходя от боли и тягот реальности. Несколько раз он повторил какую-то мантру, пытаясь погрузить сознание в такую же нирвану, в которой было тело.
Это было славно. Здесь человек может отбросить щит, ослабить бдительность по отношению
Не правда. Его спинной мозг, древний мозг, который миллиард лет назад выполз из моря на сушу Старой Земли, не мог вытерпеть полного отсутствия сигналов. У него началась клаустрофобия.
– Слишком долго держишь ПСД, Мойше, – за тысячу километров от него сказал голос Клары. – Это не очень хорошо для сознания.
Он снова нажал на выключатель.
Вокруг него образовалось причудливо искаженное и раскрашенное пространство.
Он падал на молочно-белый шрам, оставленный каким-то жестоким богом на лице тьмы. Логика говорила ему, что это – Галактика, и выглядит она одновременно и резкой, и расплывчатой, поскольку его мозг пытается перевести нечто, видимое в гипере, в привычные образы.
Что же он на самом деле видел? Тахионное рассеяние? Бешеный танец глюонов, скрепляющих материю? Наиболее плотен этот шрам был возле галактического ядра, которое в нормальном пространстве было скрыто пылевыми облаками.
Мимо мелькнули длинные розовые полосы, как огонь рубиновых лазеров, сходящиеся к центру галактики. Барраж золотых трасс проскользнул вдоль внутреннего края розовых кругов. Акулы и звездные рыбы, скользящие вместе с траулерным флотом?
Он расширял зону своего внимания, пока не обнаружил несколько огней святого Эльма яйцеобразной формы с кометными хвостами – это были траулеры, перешедшие в гипер. Как он ни искал, но не видел даже следа Звездного Рубежа. Цитадель осталась позади. Ставка сейнеров не сыграла, эпизод был окончен. Флот Пейна летел к Верфям…
– Привет, человек-друг Мойше!
Бен-Раби с наплывом восторга узнал Головастика. Чувство было такое, будто он наконец-то дома, наконец-то там, где его место.
– Ты вернулся, человек-друг Мойше.
– Да. Я не думал, что так выйдет. Ты уцелел в битве, и я рад.
Ментальные пальцы звездной рыбы пробежали по его разуму, принося успокоение. Он не сопротивлялся. И с ощущением смеха пришли слова.
– Я тоже, человек-друг Мойше. Ты пришел учиться быть связующим?
– Да, наверное.
– Хорошо. Я учу. Я, звездная рыба Головастик, лучший учитель. Ты будешь лучшим связующим всех времен. Покажем Старейшинам. Мы начинаем. Ты изучаешь окружающую вселенную, пытаешься видеть и говоришь мне, что видишь.
Мойше так и сделал.
– Нет, не так. Видь все сразу. Забудь о глазах. Совсем забудь чувства плоти, дай вселенной всосаться в тебя, будь с ней одно. Забудь себя. Забудь все. Просто будь как центр Вселенной.
Это был первый урок, который надо было усвоить, и самый трудный из начальных уроков телетеха. Он доблестно пытался час за часом, но это было как
Издали его позвал голос:
– Мойше? Мойше! Пора выходить из контакта!
Он не хотел выходить. Быть снаружи, быть свободным – это оправдывало все, что он перенес. У Звездного Рубежа смерть стояла у него за плечом. Здесь, где не было угрозы, он был ближе к небесам, чем мог себе в жизни представить. Это был почти религиозный опыт, как первый выход в скафандре из корабля или первый оргазм.
Он заставил себя дать левой руке команду подняться.
Тут же впилась в сознание вся боль реальности, и он понял тех людей, что искали ложной нирваны, которую дают наркотики и религия.
Пока с его головы снимали шлем, что-то укололо его в руку.
– На всякий случай, – сказала Клара. – У тебя не должно быть сильной контактной реакции, но наверняка никогда знать нельзя.
Телесные муки отступили. Приступ мигрени умер, не родившись.
– Это вещь, – сказал он. – Я не хотел возвращаться.
– Значит, у тебя есть настоящая контактерская жилка, – сказал ему Ганс. – Они никогда не хотят выходить и никогда не хотят возвращаться.
– Поешь как следует и отоспись, – велела Клара. – Контакт отнимает у тебя больше, чем ты думаешь.
Он провел еще три продленных сеанса с Головастиком, и они стали друзьями – насколько это возможно у существ с таким различным опытом.
Пятый учебный выход вывел его на контакт с созданием, которое называло себя Судья Старейшин. Он был полностью и подлинно чуждым. Он вошел в разум бен-Раби холодно, как змея, копая, исследуя, пока Мойше не ощутил себя блохой под микроскопом. Он не пытался обучать, не разговаривал, не скрывал своей цели – изучить, годится ли бен-Раби для контакта со звездными рыбами. На этот раз он был рад разорвать контакт, невзирая на боль реального мира.
Еще два раза он входил в контакт со Старейшинами, и каждый из них был так же бесстрастен и холоден, как Судья. Наверное, этих бесстрастных созданий имел в виду Чижевский, когда писал «Древнего Бога». Разум этих существ был именно таким, каким бен-Раби представлял себе Бога.
Были еще два прекрасных, радостных, веселых дня с Головастиком, который был назначен его «постоянным» контактом. Непочтительный Головастик делал очень рискованные замечания насчет Старейшин, с которыми контактировал Мойше. Бен-Раби в ответ попытался обучить звездную рыбу понятию юмора.
А потом все кончилось. Конец мечте.
– До свидания, человек-друг Мойше, – сказал Головастик, погружая разум бен-Раби в печаль. – Я буду часто думать о тебе, более странном, чем любой человек-друг.
– Я тоже буду помнить тебя, Головастик, – обещал Мойше. – Постарайся поймать эти мысли, когда я уйду из своей мечты.
Он рванул выключатель выхода.
Клара и Ганс решили, что у него болевой приступ, и хотели сделать второй укол, но он их оттолкнул. Слезы лились – он не пытался их сдержать. Потом обнял Клару.