Love of My Life. На всю жизнь
Шрифт:
— Теперь мы похожи на официанток, — удовлетворенно констатировала Аннели, рассматривая наше отражение в зеркале Линетт. По комнате как будто пронесся тайфун. Повсюду вперемешку валялись одежда, полотенца и косметика, и даже выдвижные ящики оставались вывернутыми. Но нам с Аннели было не до уборки. Нас ожидали более важные дела. Мы вернулись в «Маринеллу» и получили работу.
Глава 15
Внизу уже не было посетителей. Сотрудники «Маринеллы» закрыли ресторан, опустили жалюзи и начали готовить зал для семейного застолья.
Сдвинутые вместе столики
Я поздоровалась с Карло, Шейлой и их детьми-подростками. Консервативный Карло очень отличался от остальных братьев как внешне, так и по характеру. Он был такого же роста, как Стефано, но гораздо толще и шире в кости. Его полное тело было дряблым, глаза заплыли жиром, а подбородок плавно переходил в шею почти по прямой. Он служил в полицейском управлении на какой-то административно-хозяйственной должности. Лука любил пошутить, что его брат рассылает квитанции людям, несправедливо оштрафованным за незначительное превышение скорости на тех участках дороги, где невозможно передвигаться, не превысив скорость. Сам Лука получал десятки таких квитанций. Карло был законченным конформистом. Я всегда удивлялась тому, как ему и Шейле, маленькой, невзрачной серой мышке, удалось зачать двух детей. Шейла была вполне под стать своему мужу. Она преподавала в начальной школе и была ярой поборницей строгой дисциплины. Их дети, по крайней мере на данный момент, были образцом благовоспитанности. Правда, Лука был уверен, что это не навсегда.
— Может быть, Лаура и выглядит как ангелочек, но я не удивлюсь, если узнаю, что она потихоньку делает минет байкерам за гаражами. И вряд ли Карло с Шейлой смогут удержать Эндрю, когда у него заиграют гормоны, — сказал он мне на Рождество. Я тогда еще упрекнула его за злой язык, потому что дети были действительно очень милыми, добрыми и гораздо более приятными, чем их родители.
— Прекрати, Лив. Для подростков ненормально быть милыми и добрыми. Они должны быть наглыми и эгоистичными, — ответил Лука.
— Как ты? — поинтересовалась я и взвизгнула, потому что Лука прыгнул на меня и повалил на кровать. Это произошло на второй день Рождества в доме Анжелы и Маурицио, в Уотерсфорде. Мы находились в гостевой спальне и переодевались для традиционного семейного похода в собор. Это было всего четыре месяца назад. Не считая похорон, именно тогда семья в последний раз собиралась вместе.
— Оливия? — Рядом со мной стоял Фабио. Выражение его лица было, как всегда, непроницаемым.
Я слегка встряхнула головой, чтобы отогнать воспоминания о Луке, и улыбнулась Фабио. При этом я не стала до него дотрагиваться. У Фабио было какое-то психическое расстройство, из-за которого он испытывал определенные трудности в общении. Он не любил, чтобы к нему прикасались, если только это было не по его инициативе.
— Привет, Фабио. Как дела? — спросила я.
— Ну, так, понимаешь, ммм… — ответил Фабио.
— Я сижу рядом с тобой? — поинтересовалась я.
— Анжела
— Конечно.
Анжела как будто ждала этой реплики. Хлопнув в ладоши, она объявила:
— Прошу к столу. Занимайте свои места. Поторопитесь.
Все начали добродушно подшучивать над организаторскими способностями Анжелы, о которых уже ходили легенды. Сидящий во главе стола Маурицио голосом Марлона Брандо жаловался на то, что он чувствует себя крестным отцом. Это была старая шутка, но именно благодаря ей я почувствовала себя более комфортно.
Я сидела по правую руку от Маурицио, рядом со Стефано. Прямо напротив меня сидели Лаура и Натали. Марка я не видела — он сидел по мою сторону стола, но в другом конце.
Мы произнесли короткую молитву и пустили по кругу большие круглые тарелки с bruscetta, собственноручно изготовленными Фабио. Этому крупному красивому мальчику пришлось оставить школу в семь лет, потому что учителя классифицировали его как «умственно неполноценного», но он был гением на кухне. Однажды репортер светской хроники из «Уотерсфорд Ивнинг Эко» позвонила в «Маринеллу», чтобы договориться об интервью с человеком, которого она назвала «Портистонским Риком Штайном». Маурицио тогда с трудом удалось отделаться от нее. Он не мог допустить, чтобы журналисты узнали правду о Фабио и раструбили об этом в газетах. Когда я вспоминала все те мелкие гадости, которые в детстве делала этому милому ребенку, мне становилось очень стыдно.
Я ела моцареллу и bruscetta с острым соусом, и мне казалось, что если у счастья есть вкус, то он должен быть именно таким. На какое-то время я даже забыла, кто я такая, и просто получала удовольствие от того, что являюсь частью шумной дружной семьи, которая собралась за общим столом. Но рука Маурицио коснулась моего запястья, и я вернулась с небес на землю.
— Извини, Оливия, я не хотел тебя испугать. Тебе какого вина — белого или красного?
Я подняла глаза и встретилась взглядом с Натали. Она наблюдала за мной.
— Спасибо, Маурицио, но я лучше выпью воды, если ты не возражаешь.
Маурицио покачал головой.
— Возражаю. Только не сегодня. Неужели ты лишишь меня удовольствия выпить с одной из четырех моих любимых невесток? Если ты не хочешь выпивши садиться за руль, то сегодня можешь переночевать здесь.
На лице Натали появилось такое выражение, что стало понятно — ночевать в «Маринелле» я останусь только через ее труп.
Маурицио взял в каждую руку по бутылке и показал мне.
— Выбирай.
— Тогда налей мне красного.
— Прекрасный выбор, дорогая. Прекрасный выбор. — Маурицио наполнил мой бокал. — Должен тебе сказать, Оливия, что ты сегодня прекрасно выглядишь.
Я подняла бокал.
— А ты, Маурицио, сегодня врешь как сивый мерин.
Внимательно прислушивавшуюся к нашему разговору Натали даже передернуло от такой фамильярности. Но сам Маурицио весело рассмеялся и нежно обнял меня.
Я обернулась к Стефано и подняла бокал за Фабио, который принимал заслуженные комплименты своим кулинарным талантам. Напротив Маурицио, на другом конце стола сидела Анжела, как всегда сдержанная и спокойная. Ее искренне радовало, что уже в который раз удалось собрать всю семью вместе, и даже мое присутствие не могло испортить ей настроение. Она решила не обращать внимания на эту ложку дегтя в бочке меда.