Ловец душ и навья невеста

Ярошинская Ольга

— Не бойтесь, вам не грозит опасность, — он машинально попытался успокоить женщину. — Патрули курируют улицы…

— Да я не за себя боюсь! — сердито возразила Карна. — А за Харди!

Она вдруг покраснела, словно смутилась того, что произнесла короткое имя ловца.

— С ним Уго, — ответил Зейн. — Но ловец обещал вернуть его в срок, который уже вышел.

— Что-то пошло не так, — кивнула Карна и, быстро подойдя к вешалке, сняла плащ. — Мы пойдем за ними.

— Мы? — Зейн приподнял одну бровь. — У меня лишь шесть серебряных пуль, и это

самоубийство — идти в навье логово...

Карна быстро прошла вдоль стены, открывая дубовые панели, и Зейн невольно присвистнул. Он подошел ближе и взял тяжелый арбалет, который лег идеально, словно продолжение руки. Болты с серебряными наконечниками туго набивали колчан. Щиты, мечи, пистолеты… Какая-то неведомая зубастая штука, к которой даже страшно прикасаться, цепи и крюки…

Карна сунула череп себе за плащ и, надев шляпку с черным пером, открыла дверь. Стоя на пороге, нетерпеливо топнула ножкой.

— Если вы не пойдете со мной, то потеряете не только лучшего нюхача Рывни, но и ловца. И кто вам назовет убийцу, лишь заглянув в глаза жертвы? Кто раскроет любое преступление?

— Не любое, — проворчал Зейн, вешая колчан с болтами на плечо. — Только то, где есть голова.

— Я, кстати, нашла череп на том берегу, — сказала Карна. — Но впопыхах о нем забыла.

— У вас, как я погляжу, насыщенная жизнь, — заметил он.

Она неопределенно пожала плечами и вышла на улицу, по которой молочной рекой тек туман. Зейн последовал за Карной, невольно завидуя ловцу. Чем он заслужил такую женщину, которая готова отправиться за ним к навкам?

— А ваш муж теперь упокоился? — спросил он.

— Надеюсь, — ответила она.

56.

Рихард не собирался сдаваться, он вставал снова и снова, и пытался ударить навку хотя бы кулаком. После того, как Олаф ударил его запястье о бортик фонтана, кинжал исчез где-то в мутной воде, бьющей из сбитого сопла рывками, точно кровь из раны. Ему не победить — это Рихард знал точно. В глубине души он даже надеялся, что в пылу драки Олаф нанесет ему какие-нибудь повреждения, которые заставили бы его потерять сознание или умереть быстро — это был бы хороший исход.

Картины смерти старого Изидора стояли перед глазами, и такого Рихард точно не хотел. Но навка будто играла с ним, забавлялась. Порезы от длинных когтей зудели и старый шрам тоже ныл, напоминая, как это было в прошлый раз: тогда Олаф, истощенный знаками, действовал быстро и пытался пробить сердце.

Если бы у него хотя бы был кол из священного дерева… А ведь красный дуб растет неподалеку, Уго чуял. Рихард чувствовал лишь запах собственной крови, да навкину вонь, и от фонтана несло тухлой водой.

— Я слышал, как делают ловцов, — ощерился Олаф и молниеносным движением заломил Рихарду руку за спину.

Рихард взвыл и заплясал на цыпочках от боли, но странное дело — локоть согнулся как положено, будто его и не ломали полчаса тому. Олаф прервал его мысли, схватив за волосы на затылке и макнув с головой в фонтан.

Кристалл на кинжале сверкнул яркой звездой — далеко, не достать.

Конечно, Олаф выдернул его на воздух, и Рихард жадно вдохнул, старательно тараща глаза, хотя легко мог бы пробыть под водой еще минут пять. Он впитал эту мудрость в Академии, вместе с пылью арены и собственным потом: не показывай противнику ни слабые стороны, ни сильные.

— Но ты другой, — протянул Олаф почти нежно. — Не такой, как остальные. Знаешь это?

Он ослабил хватку, и Рихард дернулся, выворачиваясь, ушел от удара когтистой пятерни, грозящей выцарапать ему глаз, и боднул навь головой, как тараном, под дых. Олаф от неожиданности отступил, и его шляпа слетела, обнажая бугристую лысину и остроконечные уши. Рихард бросился к фонтану, но Олаф вырос перед ним, оттолкнул прочь, так что ловец отлетел к крыльцу дома, и поправил шляпу. Желтые глаза зло блеснули.

— Что происходит? — спросил он. — Другой на твоем месте уже истекал бы кровью и плакал.

Рихард сплюнул в сторону и вытер разбитую губу. Да, у него ныли порезы, и локоть все еще не слушался, как положено, но он чувствовал себя на удивление сильным. Красный лес тихо зашумел, покачивая ветками, и Рихард понял, в чем дело — ведьмина кровь! Он выпил ее до того, как идти сюда, и лес, чуя в нем своего, помогал.

— Шшшш… Нашшшш… Нашшш… — слышал он в шорохе листьев.

— Ты ведь сам сказал, что я не такой, как остальные, — напомнил Рихард, двигаясь по кругу — так, чтобы лес оставался за спиной. Он прислонился к дереву с красной листвой, будто бы переводя дух, и его словно поддержали дружеские руки. Боль уходила, и сердце забилось спокойнее, и в душе шевельнулась слабая надежда, что, может, не все потеряно. Рвануть бы в лес — пусть бы Олаф попробовал его догнать, но Карна…

Навка пойдет к ней, а Рихард понимал, что не может этого допустить ни за что.

Его зрение обострилось, и луна светила так ярко, что он слегка прищурился. Щупальца тьмы, тянущиеся к ногам Олафа стали заметнее. Навка сняла шляпу, зачерпнула пригоршню воды из фонтана и плеснула на лысину. Черная вода стекала по белому лицу, и ни одна капля не упала на землю, впитавшись в кожу. Олаф облизнул тонкие губы.

— Может, ты все же научился чему-то новому, пока меня не было здесь.

— Может, и так, — ответил Рихард.

Он и сам бы хотел понять, что с ним происходит, и как это можно использовать. Тело стало горячим, будто у него поднялась температура. У ведьмы красного леса кожа всегда сухая и горячая, и сердце бьется часто, как у птички…

— Есть один отличный способ узнать, — задумчиво сказал Олаф. — Как это мне раньше в голову не пришло?

Он снова оказался так близко, что ловец едва не задохнулся от вони. Холодная ладонь обхватила его шею, вжимая в дерево сильнее, вторую руку Олаф положил на сердце — дернешься, и когти войдут прямо в него. Желтые глаза приблизились — два огненных омута, в глубине которых неистовствовала голодная тьма.