Ловец мелкого жемчуга
Шрифт:
– А ты зови, как в «Белом солнце пустыни», – засмеялась Лола. – Абдулла ты наш! Джамиля, Зухра, Лейла, Гюльчатай…
Передразнивая товарища Сухова, она тыкала пальцем в каждую из сидевших кружком девушек. Георгий сразу обратил внимание на одну из них – ту, которой досталось имя Гюльчатай. Правда, оно совсем ей не подходило: она нисколько не была похожа на маленькую смешную девочку, которая играла эту героиню в фильме. Хоть «Гюльчатай» и сидела, по-турецки скрестив ноги, но по ее осанке и развороту плеч видно было, что она высокая и такая, какую принято называть эффектной,
Девушка смотрела на Георгия, чуть заметно улыбаясь. И он обомлел, уловив эту улыбку на ее потрясающе изогнутых губах…
Никогда ни одна женщина так не улыбалась, глядя на него! Да что там – ни одна женщина так не улыбалась ему. Он сразу понял, что эта девушка улыбается не вообще, не от веселого настроения, а именно ему, и улыбается с откровенной, едва сдерживаемой страстью; не понять этого было невозможно. Пожар, который горел в ее темных глазах, словно перетекал в губы, заставляя их жить вот этой отдельной, страстной жизнью.
Поймав его взгляд, девушка откинула назад голову, провела рукой по лбу, как будто поправляя челку, – и у Георгия пересохло во рту и все перевернулось внутри от этого простого и беспредельно чувственного движения.
Он даже про французские жмурки забыл, заглядевшись на нее, но девчонки, конечно, не забыли.
– Ну что, Жорочка, всех запомнил? – Жанна подергала его за рукав. – Лолик, давай завязывай!
Пока они под веселый визг поочередно целовали его, пока Георгий с хохотом разгадывал эту восхитительную шараду, – он ждал только одного поцелуя и, конечно, сразу узнал его. Даже не узнал, а почувствовал всем телом. Сначала ее рука обвилась вокруг его шеи, и он в ту же секунду вспомнил про джунгли Амазонки и про какие-то фантастические лианы; потом он почувствовал на своих губах ее дыхание – горячее, немного отдающее вином; и наконец задохнулся от ее поцелуя – долгого, безоглядного, такого откровенного, словно они лежали голыми в темноте, а не стояли друг перед другом на коленях посередине людной комнаты.
– Ну а это, это кто? – раздались голоса. – Угадывай, угадывай, а то она от тебя не отлипнет, до смерти целовать будет!
Но вместо того чтобы оторваться от ее губ и что-нибудь сказать, Георгий откинулся назад и с восторгом почувствовал, что она не отпускает его – наклоняется, пытается удержаться, но не удерживается и падает на него сверху, не прерывая поцелуя.
– Так не че-естно! – Он узнал голос Лолки. – Трахаться не договаривались, это сверх программы!
– Да ладно тебе, Лолит.
Не снимая повязки с глаз, Георгий почувствовал, как, произнося это, девушка медленно, словно нехотя, отпускает его шею, отрывается от его губ. Голос у нее был под стать всему остальному – звонкий, но с хрипотцой; он сводил с ума одними только интонациями.
– Гюльчатай, открой личико!.. – простонал Георгий, срывая с глаз косынку.
Все
– Умница, рыженький! – воскликнула Жанна. – Всех угадал, особенно Нинку. Она тебе за это, может, даст, если хорошо попросишь.
– А я и по-любому дам, – заверила Лола. – Даже если плохо попросишь. Ой, да ты хорошо-о попросишь, сразу ви-идно!
Но тут в комнату ввалилась очередная компания, как выяснилось, та самая, которую посылали за водкой, и все забыли про Георгия и про французские жмурки.
Через полчаса, догнавшись свежей выпивкой, девчонки затеяли танцевать под виолончель, на которой Лолка принялась наяривать какие-то немыслимые, но очень темпераментные мелодии. Потом виолончель оставили в покое, включили магнитолу, выключили свет, зажгли свечи, рискуя спьяну устроить пожар, растормошили отдыхающих парней, и танцы приобрели более чем откровенный характер.
Что и говорить, обещанная Федькой оргия удалась! Георгий увидел Казенава, окруженного несколькими девчонками. Он танцевал с каждой по минуте, и за эту минуту, несмотря на его деланое сопротивление, каждая успевала расстегнуть на нем какие-нибудь заклепки и «молнии», что-нибудь снять с него или хотя бы немного стянуть. После пятой партнерши Казенава впору было выпускать к шесту в стриптиз-клубе.
Впрочем, Георгий наблюдал за блаженствующим Федькой только краем глаза. Он оглядывался в поисках Нины, и все остальное интересовало его очень мало.
Вдруг он почувствовал, как ее руки ложатся сзади ему на плечи.
– Танцуете, молодой человек? – выдохнула Нина ему в висок.
– А то! – Георгий улыбнулся, обернулся и сразу обнял ее за талию, прижался к ее бедрам. – Когда я танцую с Ниной, сердце бьется об штанину! Куда ты делась?
Она засмеялась, услышав его поэтический экспромт. В смехе ее хрипотца была еще привлекательнее. Она и вправду была высокая – Георгий видел ее глаза почти вровень со своими; в глазах плясали свечные огоньки.
– Покурить выходила, – сказала она.
– Зачем? – удивился Георгий. – Все же прямо тут курят.
– А я за травкой, – объяснила Нина. – Здесь барыга на третьем этаже живет. Будешь?
– Не-а, – покрутил головой Георгий. – Я живой хмель люблю.
Хоть Нина уже и накурилась травки, глаза ее не затуманились, а, наоборот, заблестели еще жарче. И в этом блеске, и в ее потрясающих губах, и в каждом движении ее гибкого стройного тела не было ни капли вульгарности – только чистая, безоглядная страсть, которая так поразила его с первого же взгляда.
– А больше ты тут никого из соседей не знаешь? – спросил Георгий. – Чтоб квартира свободная…
– Ух, какой ты быстрый! – Нина улыбнулась, откинув назад голову.
– А ты разве не хочешь?
Ее белая открытая шея была в сантиметре от его лица, и Георгий просто впился в нее губами. Он никогда так не делал: ему почему-то казалось, что женщинам должны быть неприятны желто-синие следы поцелуев. Но сейчас ему хотелось именно этого – впиться в нее, выпить ее всю.
– Разве не хочешь? – повторил он, задыхаясь.