Ловец орлов
Шрифт:
На закате солнца гости Красных Крыльев разошлись по своим вигвамам, а я поспешил к старику.
— Я хочу ловить орлов, — сказал я. — Укажи мне место, и завтра же я начну рыть яму.
Он улыбнулся, покачал головой и ответил:
— Нет, не завтра, сын мой! Не завтра, а, быть может, через несколько месяцев.
— Но я уже видел вещий сон! У меня есть помощник — древний ворон! — воскликнул я. Знаком он приказал мне молчать.
— Ответь мне на вопрос, — сказал он: — кто носит орлиные перья и почему?
— Мужчины носят их. Потому что перья красивы.
— Перья некоторых
— Но я тоже совершил подвиг! Разве я не убил медведя?
— Для ловца орлов мало совершить один подвиг! Я напомню о данном тобою обещании: ты сказал, что не свернешь с тропы, которую я тебе укажу, если соглашусь быть твоим помощником.
— Да, это мои слова, и я могу их повторить, — ответил я.
— Хорошо сказано, сын мой! Я еще не знаю, хватит ли у тебя мужества и сил стать ловцом птиц, парящих в синеве. Сначала ты должен пойти на войну и, сражаясь с нашими врагами, совершить хотя бы один подвиг, — закончил он, и, махнув рукой, дал мне понять, что я могу идти.
— Красные Крылья говорит, что я должен пойти на войну, — сказал я матери, вернувшись в наш вигвам.
— О нет! Не сейчас, сын мой! Позднее! Через две-три зимы…
— Конечно, он должен идти на войну, как только вождь какого-нибудь военного отряда согласится его принять и назначить носителем своей трубки, — вмешалась бабушка.
Мать ни слова ей не ответила, но, приготовляя нам ужин, тихонько плакала.
Я всегда знал, что рано или поздно пойду на войну. Все юноши об этом мечтали, все, за исключением трусов. Был в нашем лагере один трусливый человек, от которого отказалась родная семья. Вожди заставили его носить женское платье и исполнять женскую работу. Жалкое влачил он существование.
Вспомнив о нем, я содрогнулся и невольно задумался о том, каково будет мне, когда я впервые встречусь с врагами. Испугаюсь ли я? Да, но я сделаю все, чтобы побороть страх и завоевать хотя бы один трофей.
Грустно мне было в тот вечер, и тропа к орлиной ловушке казалась бесконечно длинной.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
На следующее утро мы узнали, что Красные Крылья внял мольбам родственников Длинного Волка и согласился помочь больному. Настой из целебных трав принес пользу, кровь горлом уже не идет, и опухоль на лице начала спадать.
— Ха! Незачем было идти к нему! — воскликнула моя бабушка. — Он заслуживает смерти, потому что послушался белых торговцев и вступил на их тропу.
— Он еще очень молод. Нужно его пожалеть, — сказала мать.
— Я уверен, что теперь он выздоровеет! — воскликнул я. — Мне жаль его.
— Не хочу я сидеть здесь и слушать, как вы жалеете этого мальчишку! Пойду-ка я в вигвам Быстрого Бегуна, его жены дадут мне поесть, — проворчала бабушка.
Выходя из вигвама, она что-то бормотала себе
— И все-то она сердится и бранит нас! — сказал я. — Ничем ей не угодишь.
— Много зим прожила она на свете, — отозвалась мать. — Мы должны терпеливо выслушивать ее воркотню.
Молча мы поели. Я знал, что мать тоскует, думая о войне и грозящей мне опасности. А мне хотелось знать, скоро ли пойду я на войну и какой отряд примет меня в свои ряды.
Поев, я пошел на пастбище, чтобы отвести лошадей на водопой. Синуски и Нипока следовали за мной по пятам. Волчонок стал таким толстым, что ему трудно было бежать; он начал отставать, и мне пришлось взять его на руки. Я заметил, что он и сообразительнее и любознательнее, чем щенки. Он обнюхивал камни, кусты, траву, отыскивал следы животных, пробегавших здесь ночью. Я нашел лошадей, вскочил на одну из них и посадил перед собой Нипоку. Он очень любил ездить вместе со мной на лошади: вилял пушистым хвостом и старался лизнуть меня в лицо.
Напоив лошадей и отведя их снова на пастбище, я побежал сначала к Красным Крыльям, а затем к Быстрому Бегуну. Я хотел их спросить, не знают ли они, кто набирает военный отряд, чтобы совершить набег на наших врагов. Они назвали мне трех старейшин, и я обошел по очереди всех троих. Каждого я просил принять меня в отряд и поручить мне обязанности носителя трубки. Не забыл я упомянуть о том, что уже постился, видел вещий сон и имею тайного помощника.
Но они ответили мне, что я опоздал. Каждый из них уже выбрал подростка, который должен был нести его трубку и прислуживать ему.
Уныло плелся я к Красным Крыльям, и старик стал меня утешать. Сказал, что позднее другие отряды вступят на тропу войны, и мне позволено будет к ним присоединиться. А пока он разрешил мне пользоваться его ружьем и снабжать мясом и шкурами два вигвама — его и моей семьи. Затем он приказал жене, «сидящей рядом с ним», подать ему мешок, который лежал в глубине вигвама. Развязав завязки, он достал из мешка два капкана для бобров, купленные у белых торговцев из форта Красных Курток.
— Вот они! — воскликнул он, бросив их на землю к моим ногам. — Давненько я ими не пользовался. Никогда и никому я их не давал, потому что наши охотники народ легкомысленный и не берегут чужого добра. Но тебе я их даю: хотя ты и молод, но я знаю, что ты будешь их беречь. Бери их всякий раз, как они тебе понадобятся. Лови бобров и терпеливо жди, когда представится возможность идти на войну. А шкурки пойманных тобой бобров ты обменяешь на ружье.
— Но я не умею ставить капканы для бобров, — возразил я. — Охотники племени каина не хотели меня научить. У каждого из них был какой-то тайный способ ставить капканы, им самим изобретенный, и они никому не открывали секрета.
— Знаю, знаю! То же самое говорят и наши охотники, но все это пустые слова. Есть только два-три способа ставить капканы, и охотники узнают их от старших или сами эти способы открывают.
Сейчас еще рано; приведи-ка двух лошадей; хоть я и стар, но научу тебя ловить этих умных зверьков. Я привел двух моих лошадей и, оседлывая их, слышал, как старик пел в своем вигваме песню Волка. Затем он сказал женам: