Ловец
Шрифт:
Это-то меня и добило.
– И вам доброго утречка …– пропела я. – Если сами так не можете, то завидуйте хотя бы молча.
Слова сорвались раньше, чем я успела подумать.
Сказанное попало в благодатную болотную почву, которая тут же захлюпала. Местные кикиморы, не найдя сразу, что ответить, воинственно застучали вязальными спицами и зашамками проклятьями. Но после встречи с призраком все это показалось мне комариным писком.
А вот мысль, которая и заставила меня отрешиться от реальности, звучала в мозгах не хуже паромного гудка: маменька всегда благоволила
Правда, капли спустя месяц мне давать перестали, но я начала болеть, а в дом каждый день на послеполуденный чай зачастил Грег.
Я шла дальше по улице, не замечая летящих в спину окриков старух, думая лишь об одном: могу ли я вообще кому–то в этом мире доверять? Ведь супруг наверняка от родительницы узнал, чем именно меня нужно «лечить»?
Умом я понимала, что во всем этом должна разбираться полиция, а если дело коснется магии, то и ловцы. Но теперь поверить в справедливость правосудия…
А если проверить? Для начала хотя бы на примере того же распоясавшегося ловца. Решив все для себя, я резко остановилась. Покрутила головой из стороны в сторону. Улица оказалась на диво безлюдной, не считая тех трех старушенций, что еще сыпали проклятиями в след «срамной девице».
Девица в моем лице развернулась и целеустремленной походкой двинулась на них. Старушки, видя это, замерли, словно кролики, узревшие удава.
– Уважаемые, а где здесь отделение стражей Оплота? – задала я вопрос без обиняков, посчитав, что мы вроде как недавно горячо приветствовали друг друга и обменивались комплиментами.
Видимо, спроси я их, где тут ближайший бордель или крематорий, они удивились бы меньше и ткнули пальцем хотя бы в одну сторону. А так перст первой указывал налево, второй – направо. А третья вообще устремила большой палец себе за спину, в чрево подъезда.
Наконец, представительницы второй древнейшей профессии на земле (оная же – четвертая власть) отошли от моего хамского выпада и начали оттявкиваться отборной бранью. Судя по сказанному, передо мной были как минимум доктора медицинских наук: столь заковыристо они величали отдельные части тела и болезни оных. А с виду такие приличные, не обремененные анатомическими познаниями старушки…
– И все же, где? – я задала вопрос повторно и начала закипать. Думала, что фигурально, но оказалось, что буквально. Одежда, пропитанная утренней влагой тумана, задымилась, а потом с пальцев и вовсе сорвались два язычка пламени.
Как оказалось, лучше всего в вежливых уговорах помогает страх. Старушенции сбледнули и тут же выдали не только подробную инструкцию, как добраться до столичного отделения Оплота, но и пожертвовали мне шесть пенсов на оплату батискафа.
Причем деньги мне торжественно вручались со словами: «Милая, не держи на нас зла… Не серчай, мы же не знали, что ты ента… магичка».
На этот раз батискаф попался еще более старый.
На меня косились, но, как ни странно, презрительно губ не поджимали и лиц не кривили. Видимо, здешняя публика привыкла и не к такому виду некоторых пассажиров. Когда вся толпа, ожидавшая швартовки маршрутного батискафа, дружной гурьбой забралась внутрь, и капитан пошел взимать мзду, пол в очередной раз словно выбили из–под ног. Больше всего повезло тем, кто уже сидел. Я, еще не успев оккупировать край скамейки, пошатнулась, а из кулака выпала одна из монет.
Капитаном на этот раз оказался шустрый малый. Борода, к слову, у него отсутствовала как класс, но бриться юноше все же хотелось. Поэтому на щеках имелось сразу несколько отметин настоящего мужчины, оставленных кровожадной бритвой.
Моя монета не успела прокатиться по полу, как ее, гордо демонстрировавшую всем выщербленное ребро, подхватила загребущая капитанская ручонка.
– Что упало– то мое, – весело скалясь улыбкой, заявил молодчик.
Я и рта не успела раскрыть, как сидящая неподалеку дама весьма смелых габаритов пробасила:
– Красавчик, ты там не сильно дергай судном–то, а то я сейчас как упаду со скамьи, и тебе такого счастья не унести будет.
После столь провокационной реплики говорившая удостоилась внимательного капитанского взгляда. Юноша затравленно сглотнул и заявил, что он пошутил.
Мужик, что сидел рядом с пышкой, печально вздохнул и пробубнил в пространство под нос: «ну вот, а я надеялся…», за что и схлопотал, как позже оказалось, от своей фигуристой благоверной. Зато во всем произошедшем был несомненный плюс: капитан, от греха подальше, обошел меня стороной, взяв в плату один пенс, вместо положенных пяти.
Пока мы плыли, я молилась. Молилась так истово, как никогда до этого. Посудина грозила развалиться, скрипя на все лады. Остальные же пассажиры, видимо, привычные к такому ежедневному экстриму, вели себя на редкость флегматично. Кто–то грыз яблоки, кто–то вязал крючком длиннющий шарф цвета птичьего благословения. Девушка с обветренным лицом, что сидела напротив меня, зажав между ног корзину с вишней, с упоением выдирала из какой–то старой и до жути потрепанной книги страницы и вертела из них кульки. Картина того, как она ловко орудует, потроша издание, навела на мысль, что нам выпало для жизни удивительное время, когда варварство и прогресс идут рука об руку.
Наконец батискаф причалил.
Пассажиры вставали со своих мест и шли к выходу резвой походкой бывалых матросов, чуть шатаясь и закладывая кренделя. Я очутилась на земле одной из последних. Памятуя о маршруте, озвученном старушенциями, бодро потопала к отделению Оплота.
Неприятности начались еще по дороге. Чем ближе я подходила к своей цели, тем чаще на меня косились, оборачивались, тыкали пальцем. Сначала не понимала, отчего такие перемены, а потом дошло: я приближалась к серебряному кварталу столицы, миновав уже ремесленные: медный и бронзовый.