Loving Longest 2
Шрифт:
— Да, — подтвердила подъехавшая к ним Финдуилас, — это всё так. Меня держали несколько лет в Ангбанде и расспрашивали именно для этой картотеки, причём в основном о тех, кого уже не было — просто Майрон хотел, чтобы картотека была полной. Он мне, знаешь ли, гордо так сказал, что если в ходе и после Битвы Внезапного пламени и Битвы Бессчётных слёз он наделал много ошибок, то при взятии Нарготронда моя гибель (а не плен) стала практически единственной оплошностью, а во время нападения сыновей Феанора на Дориат и при взятии Гондолина практически всё прошло так, как он хотел. Если Майрон тогда просто так поубивал всех друзей Финрода, то теперь у него про каждого
Майтимо нервно засмеялся.
— Это что ж, если бы я сейчас попал в плен, то меня бы пытали не чтобы узнать секреты отцовских сплавов, а чтобы я сказал, ел ли отец на завтрак кашу с маслом?
— Ты зря смеёшься, — сказала Луиннетти, — Майрон говорит, что пришёл к выводу, что для того, чтобы управлять разумными существами, знания о них самих и их отношениях гораздо важнее, чем знания о вещах. Так что да, все пленные должны были давать сведения для картотеки, — иногда сами не понимая, насколько это важно.
— То есть тебе оставалось просто выучить все эти записи наизусть? — поражённый Маэдрос вспомнил слова Саурона: «Я правлю Средиземьем — ты этого не заметил?». Он не знал, насколько действительно может быть всеведущим Мелькор, но в любом случае Саурон, хотя и не был одним из Валар, практически достиг той же степени могущества с помощью разума и знаний.
— Да, конечно. С моим мужем Куруфинвэ это было нелегко, — сказала Луиннетти, — потому что он долго прожил, много знал, — в том числе язык гномов, будь он проклят, — с ним много всего случилось и у него много братьев и других родичей. После того, как я всё выучила про Куруфинвэ, изображать, например, тебя, Финдуилас, с помощью этих записей я могла бы через два-три дня.
— Мне сказали, что один эльф стал прислужником Майрона, поставив условие, что он никогда не даст никаких сведений для картотеки… — заметила Финдуилас, но Маэдрос уже не слушал.
«Саурон потратил много месяцев, обучая Луиннетти, задействовав и свою картотеку, и знания своих помощников, — подумал Маэдрос. — Значит, я был прав — письмо действительно имеет ценность сейчас».
Он задумался, и прослушал, как Луиннетти, Финдуилас и присоединившийся к ним Аракано заговорили о другом.
– …Хотел увидеть Средиземье, пока мы шли, — сказал Аракано. — Знаете, я так хотел добраться до него, и не так, как обычно идут путешественники — лес, река, тропки там, поляны; это всё как-то бессмысленно, вроде как в толпе толкаешься, и каждого спрашиваешь «как тебя зовут» — всё равно не запомнить. Хотел подняться на самую-самую высокую гору или даже полететь на спине орла, чтобы увидеть всё сразу. Нельо, помнишь ту огромную карту Валинора, мозаику на площади, которую можно было увидеть с вершины Миндон Эльдалиэва в Тирионе?
— Я вот видел эту землю со спины орла, — вздохнул Майтимо, имея в виду своё чудесное спасение из плена. — Если вспомнить сейчас, то это было прекрасно. А тогда, честно говоря, я чувствовал лишь отвращение к месту, где я оказался.
— Ну вот, — вздохнул Аракано, — теперь мне придётся придумать что-то новое. Мы говорили про совсем-совсем неосуществимые желания. А у тебя такое есть, Нельо?
Майтимо грустно улыбнулся. Аракано отдёрнулся; он подумал, что своими словами неосторожно напомнил ему о своём брате, о Финдекано, которого Майтимо (он это знал) так сильно любил. Но Майтимо заговорил совсем о другом.
— Мне легко ответить на этот вопрос, — сказал он с неожиданной для самого себя откровенностью. — Я всегда знал, что моё желание заведомо
— Мы никому не скажем, — Луиннетти ласково, по-сестрински коснулась его левой руки, погладила по пальцам.
— Я всегда хотел превратиться в своего деда Финвэ. Мне всегда было как-то неловко, что я совсем не похож на него — и за себя, и за отца, — но я хотел этого не поэтому. Мне всегда хотелось подойти к отцу, обнять его и сказать: «сынок, я люблю тебя, для меня существуешь только ты, ты моё самое любимое дитя». Прости меня, Аракано, но я знаю — мой отец так хотел бы это услышать! Финголфин не обиделся бы, я знаю. Ему самому стало бы легче, если бы он почувствовал, что Феанор абсолютно счастлив. Отец всегда обжигал Финголфина своей болью и гневом.
— Я знаю, — коротко ответил Аргон.
Майтимо было совестно, что он заговорил об этом, и он продолжил:
— Понимаешь, Аракано… Одно время, в ранней молодости я был близким другом Финголфина. Финголфин любил моего отца Феанора, восхищался им, но… Как-то Финголфин… Ноло мне сказал… — Маэдрос снова оглянулся на братьев, — Сказал, что навеки запомнил последний счастливый день в жизни, — это был последний день, когда он ещё не знал, что у него есть старший брат.
— Они разве не росли вместе? — удивилась Финдуилас.
— Нет, — ответил Майтимо. — Отцу было очень тяжело узнать о том, что его отец, Финвэ, взял другую жену. Он отправился странствовать в одиночестве по Аману, хотя тогда был совсем ещё подростком. Финголфину о нём ничего не рассказывали: он узнал, когда ему было лет шесть-семь. Они с Финвэ пошли гулять куда-то, далеко-далеко, поднялись на очень высокий холм, кажется, обрыв над рекой и там росла какая-то высокая серебристая трава. А потом Финвэ сказал: «пошли домой обедать», а за столом был Феанор. Вот так.
В душе Майтимо выругал себя за излишнюю откровенность; он стал бояться, что обидел Аргона. Всё-таки вся эта история с Куруфином совсем выбила его из колеи.
— Я поеду вперёд, посмотрю, что там, — сказал он. — Мы сейчас выезжаем из леса.
Он тронул коня и поскакал, слыша за спиной встревоженные голоса братьев.
Но то, что он увидел, выехав из леса и остановив коня на перекрёстке, тоже его не успокоило.
С севера приближался вооружённый отряд, и впереди него ехал Келегорм. День был пасмурный, но жаркий. Чёрные доспехи Келегорма искрились синеватыми отблесками, а его тяжёлые серебряные волосы на фоне грозовых облаков будто сияли изнутри. Майтимо был недвижен; Келегорм жестом остановил своих спутников и подъехал к старшему брату.
— Здравствуй, Руссандол, — сказал Келегорм.
— Ты меня убьёшь? — спросил старший.
— Мне этого пока не приказывали. Мы можем просто поговорить.
— О чём? — Майтимо, как мог, старался держать себя в руках. Ему хотелось схватить брата, увезти, избить, заставить повиниться, признаться, сделать хоть что-нибудь… Но он понимал, что это бесполезно.
— Я просто… Руссандол, Маэглин при тебе тогда говорил, что я… что у меня есть сын. Он там, в Ангбанде. Я хотел попросить тебя, если… Я не думаю, что я проживу долго. Если что-то случится, возьми его себе. Пожалуйста. Он ни в чём не виноват, он ещё совсем мальчик. И… позаботься о его матери. Мы… наш союз был вынужденным, но я полюбил… люблю мать моего ребёнка. — Майтимо с удивлением увидел, как Келегорм застенчиво краснеет.