Ловкачи
Шрифт:
К числу последних принадлежал Степан Федорович Савелов, тот именно господин, который в «Славянском базаре» сидел и завтракал с полковником и от которого Сергей Сергеевич Огрызков узнал, что Хмуров успел пробраться в дом к Мирковой.
Савелов сам по себе не был особенно богат, но в деньгах никогда не нуждался, по той простой причине, что при хороших средствах пользовался характером сильным и выдержанным настолько, чтобы через край никогда в денежных расходах своих не заходить.
Подспорьем к его силе воли являлось подмосковное
Видя чуть не каждый год, как позорно сходили с арены веселия и прожигания жизни разоренные до последнего рубля глупцы, Степан Федорович был осторожен.
К тому же, кроме денег, щадил он и здоровье свое. Словом, то был редкий в этом кружке практичный тип, умеющий, как говорит поговорка, таким образом дело вести, чтобы и волки сыты были, и овцы целы — если, конечно, говорить только о его личных овцах.
Но при этом Савелов лучше всех остальных в кружке московских кутил сохранил способность наблюдения за творимым вокруг и способность оценки отдельных личностей, составлявших его общество.
Он давно распознал в Хмурове смелого и наглого авантюриста.
Понятною, вследствие этого уже одного, являлась его антипатия к Ивану Александровичу, выражавшаяся в чрезвычайной и вполне последнему из них заметной холодности отношений.
Но, помимо этого, существовала еще и другая причина, причина серьезная и стоящая в прямой зависимости с первою.
Вскоре по возвращении своем в Москву стал Хмуров, все время словно высматривавший себе добычу, устремляться на поиски богатой женщины.
Он не скрывал ни от кого, что желал бы жениться на деньгах, и никто, не зная о давно уже состоявшемся его законном браке, ничего тут особенного не находил.
Один только Савелов сразу как-то еще более враждебно отнесся к нему, предчувствуя возможность с его стороны направить свои взоры именно в ту сторону, куда бы ему, Степану Федоровичу, это отнюдь не было желательно.
Так оно и случилось.
Зинаида Николаевна Миркова, дом которой был редкому из холостежи доступен, кроме особо званных вечеров, стала принимать у себя с глазу на глаз этого профессионального искателя богатых женщин, и с этого часа Савелов возненавидел Хмурова до глубины души.
С точностью было бы еще трудно определить, на чем именно основывалась эта ненависть?
Быть может, Савелов сам для себя имел на Миркову виды и не без затаенной цели снимал квартиру в ее доме?.. Быть может, и просто, считая себя за человека честного, он глубоко возмущался, как этот проходимец какой-то, без личного, собственного состояния, увлечет вдруг эту женщину с единственною, конечно, целью воспользоваться ее богатством?
Но так ли, иначе ли — Савелов про себя решил и даже открылся своему приятелю полковнику, что долгом порядочного человека было бы открыть Мирковой глаза на гуся, которому она напрасно доверяет.
Оставалось только решить,
Когда Савелов увидал издали, как Хмуров наскоро простился с Огрызковым и вышел из зала ресторана, он долго еще смотрел ему вслед и потом сказал полковнику:
— Современный Рокамболь, да и только, этот барин.
— Ну, до Рокамболя еще очень далеко, — ответил лениво собеседник, несколько отяжелев от еды.
— Не говори, — протестовал Савелов. — Я готов об заклад биться, что на его совести достаточно всякой мерзости для получения права переселения в места не столь отдаленные…
— И на казенный счет, — заключил полковник.
В это время к ним подошел расплатившийся по счету Огрызков и, поздоровавшись, присел к их столику.
— Сейчас завтракал со мною Хмуров, — сказал он. — Вот молодчик! Я его расспрашивать стал про то, что ты мне, Савелов, говорил, так он сперва было отнекиваться стал, а потом живехонько сознался, что вскоре это дело ни для кого не будет секретным.
— То есть какое же это дело? — переспросил Савелов, несколько бледнея. — Женитьба его, что ли?
— Конечно, женитьба на Мирковой. Я его от души поздравил…
— Не поспешил ли ты немножко? — вырвалось у Савелова в таком злобном тоне, что даже добродушный Огрызков обратил на это внимание.
— Понять не могу, — сказал он, — почему ты Хмурова так ненавидишь?! Человек он милейший, остроумный, в обществе всегда веселый, умеет жить, выпить тоже не дурак…
— Кто говорит… — протянул Савелов с нескрываемой иронией.
— К тому же в денежных расчетах с товарищами он всегда аккуратен! — продолжал Сергей Сергеевич, будто ничего не замечая.
— Неужели?..
— Уж в этом-то отношении позволь мне за него заступиться! — еще настойчивее ответил Огрызков. — Он и у меня взял сто рублей, а как только получил за хлеб из деревни, сейчас же сам приехал и отдал.
— Еще других каких доблестей за ним ты не знаешь?
Огрызков, в общем всегда крайне добродушный, чуть не рассердился. Он буркнул как-то угрюмее:
— Нет, знаю.
— А например?
— Хотя бы ту доблесть, что Хмуров никогда ни о ком дурно не отзывается и ко всем решительно относится, как в глаза, так и за глаза, одинаково хорошо.
Савелов помолчал немного и потом наставительно сказал:
— Эх, господа, господа! В том-то и беда, что таких людей, как вы, всегда очень легко расположить в свою сторону всякому ловкому проходимцу.
— Напрасно ты так думаешь.
— Нет, не напрасно, — горячее прежнего продолжал Савелов. — Чего вы от ваших новых знакомых требуете? Каких данных? Каких рекомендаций? По-вашему, человек любезнейший, остроумный, в обществе всегда веселый, умеющий, что называется, жить и выпить не дурак уже является чуть ли не находкой для нашего кружка?