Ловушка для ангела
Шрифт:
— Да, ты, как всегда прав! — с умным видом кивнула Яна. — Но надо к этому стремиться!
— Спасибо, что сообщила о своих творческих планах! А то я тебе хотел ещё денег подбросить! — Станислав Кузьмич уже был вне себя от злости.
— Папулечка, — пьяно повисла на шее отца Яна. — Очень вредно для организма сдерживать порывы, идущие от сердца! Дай сюда? — сунула она отцу под нос протянутую как на паперти руку с ужасно острым и длинным маникюром «стилет».
— И в кого ты у нас такая? Разве мы с матерью тебя этому учили? —
Станислав Кузьмич с трудом отлепил от себя пьяную дочь.
— Папуля, не бухти, ты ведь сам говорил, что только слишком довольные собой люди хотят, что бы все вокруг были похожи на них.
— Что я тебе когда — то говорил, ты вспомнила всё! А то, что у твоей сестры вчера был день рождения — вспоминаешь?
— Да, помню, — согласно кивнула Яна и уронила на пол, расстегнувшуюся серёжку. Она попыталась её поднять, но не смогла, а только растеряла по полу все свои мысли. Но с трудом вернувшись в исходное положение, она всё же попала в тему: — Я извиняюсь, что я в кафе опоздала, но сестрёнку я поздравила ещё утром.
— Как трогательно, — протянул Станислав Кузьмич. — Зря опоздала, а то познакомилась бы с её женихом!
— И — у! А мне не надо с ним знакомиться, я его и так знаю. Это Олег — сынок твоего зама по тылу! Они с Алинкой уже месяца два встречаются.
— И ты молчала? Из какого только места у тебя голова растёт? — взбесился Лаврищев. — Жаль, что не все сплетни в этом доме доходят до моих ушей!
— Папуля, не кричи, в голове гудит! — игнорировала Яна, явно к ней относящееся.
— Я кричу? Да у меня слов нет! — у Станислава Кузьмича от злости глаза лезли на лоб. — Да он же инвалид безногий! На протезах!
— Ну и что? — продолжала злить отца Яна. — Это так прикольно и даже несколько экзотично — на половину терминатор!
— Так вот откуда ветер дует! — вмешалась в разговор, до сих пор молча курившая Людмила Григорьевна. — А твой Серый кардинал всё очень умно рассчитал.
— Глупо заниматься пустяками! — раздражённо кричал Лаврищев. — Сначала надо покончить с самим злом, а уже потом разбираться с его последствиями!
— О, боже! Где — ты, Святая Инквизиция! — вспомнила Людмила Григорьевна о боге, вопия к небу.
Она почувствовала, что к ней подбирается чёрный страх.
— В Ватикане! — кричал Станислав Кузьмич, бесцельно мечась из угла в угол, как загнанный зверь.
— Ах, он гад! Да я его пристрелю! — дикий крик Лаврищева был полон боли и ненависти. Он не привык так неуклюже отступать!
— Папуля, ты, что действительно умеешь сердиться? Тебе не слишком идёт этот стиль общения, — тормозила обкуренная Яна.
— Папа, мама, очнитесь! — выскочила из своей комнаты Алина. — Вы же всегда старались воспитать меня, как личность!
— Она, что спятила? — гневно глянул на жену Лаврищев.
— Возможно, — отозвалась Людмила Григорьевна.
Она быстро развернулась к Алине всем корпусом. Нервное напряжение окружающего пространства накалилось добела.
— Твоё решение не столь самостоятельное, сколь безумное! — Людмила Григорьевна посмотрела на дочь долгим взглядом слегка прищуренных глаз, словно пытаясь подтвердить свой диагноз.
Алина поняла намерения матери. Теперь она чувствовала себя менее уверенно.
— Да вы любили когда — нибудь? Что же вы всё сводите к деньгам? Меня уже тошнит от вашей меркантильности!
— Послушай, дочка, — чётко выговаривая каждое слово, наставляла Алину мать. — Женское сердце быстро тает от любви и становится непозволительно доверчивым. А всякое жульё профессионально коварно этим пользуется в своих корыстных целях! Да и любовь, заметь, как правило, приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
— Ну, ты — то, хоть что — нибудь скажи! — взмолилась Алина, обращаясь за помощью к сестре.
— Любовь, Алиночка, это что — то вроде приведения, про которое все слышали, но никто его никогда не видел! — завела глаза к потолку Яна. — А хороший муж — это не только шуба из ценного меха, но и три, четыре килограмма конвертируемой зелени, или «евро»! А не кошелёк для мелочи. Я сама стараюсь жить принципами…
— Да знаю я твои принципы! — перебила сестру Алина со скрытой усмешкой. — Скажи, кто твой друг и я решу с кем из вас мне сегодня переспать!
— Обижаешь, или завидуешь? — надулась Яна и, сбросив туфли, сильно усталой походкой поднялась в свою комнату.
От бурного общения с родственниками внутри её осталась какая — то чернота и ей даже захотелось заплакать. Возможно, это были и не слёзы, а перепитое вино.
— Папа, прости, что я тебя ударила! Я очень об этом сожалею. Я тебя очень люблю! Тебя и маму. Но вы совсем не хотите считаться со мной! — пыталась переломить ситуацию Алина.
Но родители дошли до точки кипения и её уже никто не слышал.
29
Было тепло и тихо. Лариса стояла в незнакомой комнате перед незримой перегородкой не в силах её преодолеть.
— Как же так получилось? — строго спросил её с другой половины комнаты один из седовласых старцев с длинной бородой.
Старцев было двое и на них были длинные белые одежды, или Лариса так их воспринимала.
— Но со мной же был один из ваших, — старалась оправдаться Лариса.
Мысли её были тяжёлыми и вязкими, как в болезненном бреду. Она осознавала лишь то, что ей необходимо попасть на другую половину. Но там ещё что — то было не готово. Старцы переговорили меж собой безмолвной речью и повернулись к Ларисе.