Ловушка для Бесси
Шрифт:
– Ну и что с того? – она все больше и больше проникалась к нему симпатией, но по какой-то причине не хотела так легко обнаруживать этот факт. Ей хотелось выглядеть очень строгой и недоступной. Но он говорил с ней так, как будто не замечал ее строгости и отстраненности. Тон его был открыт и дружелюбен. Весь его вид как бы говорил: «Хочешь поиграть в недотрогу – ради бога, но я-то вижу, что ужасно понравился тебе.»
Остаток пути они шли уже рядом. Грем нес ее пакет и бережно поддерживал за локоть, чтобы она не оступилась в темноте. Они дошли тогда так быстро, что она никак не могла вспомнить, о чем они
– Должно быть, вы живете в одном из этих домов? Не хотите, чтобы ваши родители видели вас со мной? – он передал ей пакет и с сожалением посмотрел ей в глаза. – Может, вы сможете выйти ненадолго? Мы могли бы прогуляться по вечернему городу и все такое… Обещаю, через час вы будете дома.
Она покачала головой. Ей хотелось остаться одной и хорошенько все обдумать. Но что, если он окажется не слишком настойчивым, и она его больше не увидит?
– Я работаю в госпитале и каждый день в это время возвращаюсь домой. – она говорила это, внимательно разглядывая кончик своего ботинка. – Завтра я тоже буду идти этой дорогой…
Она побрела к дому и оглянулась только один раз, когда открывала входную дверь. Он стоял на месте и ласково улыбался.
Грем встретил ее следующим вечером и на другой вечер, и на следующий, и во все последующие вечера. После работы Элис уже не шла домой, а гуляла с ним по городу. Отцу она говорила, что ее задерживают в госпитале. Сперва мистер Барнхем возмущался. Разве можно так нагружать работой молодых девушек! Но потом стал приглядываться к ней по-внимательнее, и когда она говорила, что в госпитале ужасно много работы – недоверчиво качал головой.
Каждое новое свидание не походило на предыдущее. Грем умел развлечь девушку. Конечно, он был уже не молод, но Элис этого почти не замечала, и когда он, сильный и мускулистый, легко подхватывал ее на руки и переносил через лужи или грязь, попадавшиеся на пути, она чувствовала себя пушинкой в его руках. На какую-то секунду ей поневоле приходилось обхватывать его шею руками и почти касаться губами его щеки. Сердце ее при этом колотилось так, что стук отдавался у самого горла.
– Вы такая легкая, Элис, – говорил он, бережно опуская ее на землю. – Прямо перышко!
Грем не замечал ее волнения или делал вид, что не замечает. Но Элис казалось, что он все понимает и в душе посмеивается над ее смущением.
Однажды вечером, провожая ее к дому, он вдруг прижал ее к кирпичной стене и, закрыв своим телом, чтобы не было видно прохожим, поцеловал. Это был очень долгий и сладкий поцелуй, такой долгий, что у нее подкосились ноги и закружилась голова. Она еще не испытывала ничего подобного и поначалу испугалась, ахнула и хотела оттолкнуть его, но потом сама обняла его за шею, и прижавшись к нему, растворилась в этом поцелуе. В этот вечер они почти не разговаривали, и всякий раз, когда им попадался укромный уголок, он разворачивал ее и целовал долго и страстно.
Вернувшись домой, она не стала ужинать, и пожелав отцу доброй ночи, прошмыгнула в свою комнату, точно мышка. Элис закрыла за собой дверь
– Что с тобой, дочка? – спросил ее за завтраком отец, когда она в третий раз не ответила на его вопрос. – Ты сегодня какая-то странная. Молчишь все время, почти ничего не ела. Что тебя беспокоит?
Элис испугалась, что отец учинит допрос, и стала много и не к месту говорить, чем вызвала еще больше подозрений.
– Да что с тобой такое? – еще больше изумился мистер Барнхем. – То молчишь, то тараторишь без умолку. Я тебя просто не узнаю.
Она чмокнула его в морщинистую, гладко выбритую щеку и выбежала из дому.
День показался ей чудесным. Теперь все дни казались ей чудесными, ведь за ними наступали вечера, и Грем уже ждал ее в условленном месте. Пока было светло, он не позволял себе ничего лишнего. Они только прогуливались и разговаривали. Грем рассказывал ей о себе. Он не так давно лишился работы и теперь хотел обосноваться в этом городе. Он снимал комнату в пансионате в западном районе города. Элис рассказала ему про госпиталь и про отца. В сущности, обоих мало интересовали эти подробности. Оба ждали, когда, наконец, стемнеет, и можно будет приникнуть друг к другу. Теперь он шептал ей на ухо всякие нежные слова, говорил, что скучал весь день и думал только о том, что вечером сможет снова поцеловать ее.
– А ты? Ты ведь любишь меня, правда? Скажи!
– Да, Грем! Я так соскучилась! – Снова следовали поцелуи и признания, которые вызывали у нее приятное головокружение.
Вскоре Грем предложил ей зайти к нему в комнату. Совсем ненадолго. Они только посидят немного в тепле, а потом он проводит ее домой.
Элис испугалась. Она уже нарушила многие из своих давнишних табу. Целоваться с мужчиной на улице, страстно отвечать на его поцелуи, (а ведь они едва знакомы!) – все это уже не казалось ей таким уж большим преступлением. Но пойти к нему в комнату, остаться с ним наедине – это уже шаг посерьезней, и Элис была к нему не готова. Она отказалась тогда, но Грем с самым серьезным видом заверил ее, что ей нечего опасаться. Правда. Он скорее отрубит себе руку, чем сделает что-то недозволенное.
– Не стоит меня бояться, дорогая. Ты же видишь, что я отношусь к тебе серьезно. Разве я могу позволить себе лишнее? Я ведь не мальчишка и сумею держать себя в руках. – В его голосе звучала легкая обида. А Элис ни за что на свете не хотелось его обижать. И они, взявшись за руки, отправились на Западную улицу, в дом миссис Фарли, где Грем снимал жилье.
Он сдержал слово и не позволил себе вольностей. Маленькая комната Грема освещалась только светом фонарей с улицы. Им было так хорошо вдвоем! Он держал ее на коленях и качал точно маленькую девочку. Элис казалось, что большего и желать нельзя. В этот вечер они решили, что им суждено быть вместе. Вернее, решил Грем, а Элис с ним согласилась. Он сам заговорил о женитьбе, и она поняла, что намерения у него самые серьезные.