Ловушка для блондинов
Шрифт:
— Куда там, — вздохнула я. — Жена сегодня была, говорит, повреждена кора головного мозга. Все, он уже растение. Но мне интересно, где Фужер…
Поскольку с утра за время, прошедшее у меня в допросах спутниц жизни потерпевших, Кужеров мог даже пешком дойти до морга и вернуться обратно, я принялась звонить ему в отдел. Но не успела я выругаться, слушая длинные гудки, как Кужеров явился в прокуратуру собственной персоной. Он помахивал папочкой с дактилокартой трупа и жаждал поведать нам о важных наблюдениях, сделанных им в последнем
— Понимаете, друзья, мне жмурика выкатили из холодильника на каталке, и у него рот раскрылся. Я случайно туда заглянул. У него пломба стоит зоновская.
Мы с Горчаковым переглянулись.
— Сереженька, а ты откуда знаешь, что зоновская? — спросила я, забирая у Кужерова дактилокарту, пока он ее не потерял.
— Знаю. Под Мурманском есть зона, где такие пломбы ставят. Она из специального сплава, не помню, как называется. Считается круто. Причем ее сами зеки ставят, не зубной врач, а сами умельцы, в бараке прямо. Вот так. Я на работу забежал, ШТ [7] послал туда, в эту колонию, с приметами жмурика.
7
Шифротелеграмма, срочный секретный запрос по каналам связи МВД.
— Молодец, Фужер. Можешь, если захочешь, — ласково сказала я, но Кужеров меня перебил:
— Маша, не зови меня, пожалуйста, этой дурацкой кличкой.
Я смутилась. Не ожидала, что Кужеров так болезненно реагирует на это безобидное прозвище. Хотя, если вдуматься, не такое уж безобидное. Он, похоже, сам страдает от того, что под настроение может напиться до невменяемости. Вот, оказывается, под этой суровой внешностью кроется нежное сердце. Я вспомнила, как Кужеров трогательно позаботился обо мне после неудачного побега киллера, и чуть снова не прослезилась.
— Ладно, а как насчет Селько? Ты в больнице был?
Кужеров потупился:
— Маш, не посылай меня больше в больницу. Мне так стыдно. Я тогда напился вместе с доктором, ну как я теперь туда покажусь, а?
“Так, — подумала я, — похоже, Сергей Сергеевич не только доктора споил, но еще и покуролесил в больнице. Интересно, что они там вытворяли на пару с доктором? Канкан с медсестрами танцевали? Устроили дуэль на клизмах?” А он робко продолжил:
— Мне правда неудобно. А все из-за того, что я после водки пиво пью. Как пивком залакирую, так тянет на подвиги.
— Кужеров, — я заглянула ему в глаза снизу вверх, — а давай ты дашь себе слово, что больше не будешь после водки пить пиво, а?
Кужеров помолчал, потом ответил:
— Не могу.
В глазах его, между прочим, красивых, с длинными ресницами, странных на таком грубо вытесанном лице, плескалось страдание.
— Не могу, — повторил он.
— Почему?
— Потому что тогда получится, что у меня слабая воля…
Я не нашлась, что
— Маш, а Маш, — позвал он, — я же не просто больницу прогулял. Я в морг съездил. Вот пальцы привез. — Он кивнул на дактилокарту, лежащую на столе.
— Ладно, Сережа, — вздохнув, я отвернулась, чтобы не рассмеяться ему в лицо. — Схожу-ка я в больницу сама. Заодно киллера проведаю. Может, у него уже ручки зажили. Да и соскучилась я, пора его допрашивать. Но за это… — Я задумалась, что бы такое заказать отлынившему от исполнения своих обязанностей Сергею. — За это сам отправь дактилокарту в ГИЦ [8] .
8
Главный информационный центр.
Кужеров согласно кивнул.
— И еще — через пару дней поинтересуйся, не приехала ли Ольга Коростелева.
— А куда она делась? — спросил Лешка.
— Она повезла мужа хоронить в Ивановскую область.
Я сбегала к себе в кабинет за делом Коростелева и, расположившись за горчаковским столом, выписала на бумажку адрес и телефон квартиры, которую снимали Коростелевы. Когда я протянула бумажку Кужерову, он глянул в нее и отрицательно покачал головой:
— У меня же есть все ее данные, я хозяйку квартиры опрашивал. Ты не помнишь, что ли?
— Ну как хочешь. — Я, пожав плечами, порвала бумажку.
Мы втроем еще немножко поболтали на темы борьбы с преступностью, попили чаю, перебравшись в мой кабинет, а через полчаса, оставшись одна, я не выдержала и набрала служебный телефон доктора Стеценко, втайне надеясь, что, несмотря на поздний час, он еще не убежал домой. Стеценко действительно был на работе и тут же снял трубку.
— Привет, — сказала я, — что нового в жанре лирической неопсихоаналитики?
— Машенька, — похоже было, что Стеценко обрадовался моему звонку, — как приятно, что ты позвонила.
— Прочтешь что-нибудь из неопубликованного? — настаивала я.
— Нет, что-то не пишется. Разве что вот:
…И гинеколог, как обычный врач…
— А стоматолог, как обычный врач? — спросила я, намекая на его прошлую специализацию.
— Я уже забыл, кто такие стоматологи и чем они занимаются, — легко ответил он. — Как ты себя чувствуешь?
— Благодаря оказанной мне медицинской помощи… Саша, а кто вскрывал Белоцерковского? Это застреленный у хлебозавода; ты, случайно, не в курсе?
— В курсе. Его вскрывала моя соседка по кабинету Маренич. Тебе ее дать?
— А она еще там? — В глубине моей души шевельнулось ревнивое чувство к соседке по кабинету: почему это они оба еще на работе, через три часа после окончания рабочего дня (доктора рано заканчивают)?
— Где-то бегает, сейчас я ее позову.