Ловушка для дураков
Шрифт:
Марианна молчала, ее мутило.
Наташа заплакала от бессилья.
– Я-а рискую, - заикаясь, выговаривала она, ворую у этой жирной гадины ключ, пока она пьяная, терплю все, таблетки затырила, а ты... Живыми мы отсюда не уйдем. Ну, Марианночка, миленькая, вставай, мне страшно одной.
– Не Марианна, - покачала головой темноволосая.
– Машкой меня зовут. Для понта... Марианной...
– Ее язык заплетался, и она умолкла.
Наташа вскинула голову.
– Я все равно уйду. Пусть догоняют, один конец. Здесь, как падаль, собакам скормят. Или зароют. Недолго осталось. Может, уже завтра. Они что-то затеяли,
– Наташа снова принялась трясти подругу. Слезы бежали по ее хорошенькому личику.
Машка попыталась приподняться, но не смогла.
– Одна беги...
– она кулем свалилась на пол.
Через минуту на ее лице появилось осмысленное выражение и она вяло стала шарить рукой свою одежду.
– На, возьми, - она протянула зажатые в кулак две таблетки. Пригодится. Запомни, я - Маша Алышева. Выберешься, этих гадов...
– Она начала плакать, ее бил озноб.
Наташа стояла в коридоре и прислушивалась к тому, что творится в доме. Трусики - две перекрещенные кружевные тесемки, короткая майка на бретельках, и синтетическая, едва прикрывающая попку кофта - вот и вся ее одежда. На ногах были резиновые шлепанцы. Она дрожала от холода и страха, но назад пути не было.
О побеге она задумала сразу, как только попала сюда. Неделю назад стала копить еду для собак. И таблетки. Наташа ждала, когда напьется Сусанна, чтобы выкрасть у нее ключ. Сегодня с большим трудом ей это удалось. Марианну, то есть Машку, она посвятила в свои планы два дня назад, когда поняла, что девчонка ее не выдаст. Но та оказалась совершенно сломленной, хотя на вид была крепче Наташи. Видно, наркотики свое дело сделали. Говорила ведь ей, дуре, не глотай, притворись, так нет...
Наташа, как наяву, увидела перед собой распластанную на полу Машку. К горлу подкатил комок. Может, вернуться, екнула мысль, поймают, точно забьют. Ну нет! Она тряхнула слипшимися волосами. И так подыхать, и этак.
В доме все будто вымерло. Таясь, длинными, ей они казались бесконечными, коридорами Наташа пробиралась к выходу.
Господи, сделай так, чтобы входная дверь была открыта, молилась девушка. Она знала из подслушанных разговоров, что бандиты не всегда запирают дом на ночь, надеясь на собак-зверюг. Еще была тюремщица Сусанна, но она сегодня приняла хорошую дозу спиртного, Наташа сама видела, что к ночи ее развезло. Сейчас был самый подходящий момент, чтобы попробывать сбежать. Завтра тюремщица протрезвеет, хватится ключа от карцера и...
Она неслышно подошла к выходу и толкнула тяжелую дверь. Та со скрипом приоткрылась. Резкий порыв ветра с холодным осенним дождем пронизал девушку насквозь, до костей. Она смело ступила за порог.
Только не бежать, приказала себе Наташа и пошла по дорожке, ведущей к забору. В руке она держала куски колбасы, что ей удалось припрятать за неделю, и наркотические таблетки - колеса.
– Собачки, где вы, собачки?- ее голосок дрожал от страха. Псы непременно должны быть здесь.
–
– предостерегающе раздалось сзади, и огромная овчарка прыгнула из-за кустов.
– На, на тебе, ешь!
– Наташа выпустила колбасу с запрятанными внутрь таблетками из рук, стараясь не смотреть на огромную страшную пасть.
Пес скалил глаза на угощение, но не трогал ни колбасу, ни Наташу.
– Р-р-ры!
– послышалось опять, и другая громадная псина оказалась рядом.
– Ешьте, кушайте, хорошие собачки.
– Девушка старалась говорить ласково. Она понимала, что если псы почувствуют, как ей страшно, то это конец.
Она бросила все, что у нее было в руках перед злобными мордами и сделала шаг в сторону.
Раздалось одновременное чавканье. Повезло, собаки проголодались.
Наташа продолжала двигаться к забору. Ее никто не трогал. Негнущимися пальцами она толкнула калитку и рванула прочь от страшного места.
Настоящее имя девушки было Людмила. Людка Петрова. Наташей она стала после того, как приехала в Москву из небольшого городка Клин.
Не от хорошей жизни сорвалась она в столицу. После смерти бабушки тихая уютная жизнь оборвалась, и девчонка решила попытать судьбу. Другие могут, а ей что, нельзя?
Столичные привокзальные шлюхи научили ее уму-разуму, они же посоветовали скрыть на всякий случай настоящие имя и фамилию.
– Зачем?
– удивилась Людка.
– Затем! Ментовка выловит, домой сразу загремишь, а так, при случае, отвертеться можно. Поняла? Ты девка видная, красивая. Крутись!
Людка поняла и начала крутиться, как учили.
Жизнь повернулась к молоденькой провинциалке не лучшей стороной, но она не теряла надежды заработать денег и вернуться в свой городок королевой.
Родители ее давным-давно развелись, создали новые семьи, и никому из них девчонка была не нужна. До того, как приехать в столицу, она жила с бабушкой в старом, но еще крепком домишке. Бабушка Оля умерла год назад, Людке тогда только шестнадцать исполнилось, в училище поступила.
Помнит, мать пришла на похороны, как чужая. Издерганная вся, постаревшая, опять у нее судьба не задалась. Новый муж оказался той еще сволочью, Людке он сразу не понравился, гнида лысая.
Мать поплакала над могилкой, а когда шли домой назад, заговорила о том, что домишко бабушкин надо продать. Дом так себе, вздыхала, но участок большой, на хорошем месте, богатого покупателя найти можно.
– Да ты что?!
– опешила Людка.
– А я? Мне куда деваться?
– Со мной жить будешь, - пряча глаза, пробормотала мать.
Соседка, бабка Аня, чей дом стоял рядом с бабушкиным, услышав про это, вскинулась:
– Да она что, совсем совесть потеряла? Матери своей на похороны хоть бы копейку принесла, а туда же - наследство делить. Ты, девонька, дурой-то не будь, не соглашайся. Она тебя с трех годочков бабке Оле подбросила. Не оставила старая завещания, кто же знал, что так выйдет. Рано Господь прибрал, рано. А мамашку свою не слушай, продавать не соглашайся. Ты тоже права имеешь, Ольга-то тебе бы все оставила. Эка, продать... А потом куда деваться? Мамашкин хахаль в миг все спустит. Через два годка ты - совершеннолетняя. Я сама с тобой, куда надо, схожу и подтвержу, что бабка тебе заместо матери была, пусть решают по совести. Приболела вот я только...
– жаловалась бабка Аня.