Ловушка для опера
Шрифт:
– Это твой родной старший брат Сережа – Зоя Николаевна, казалось вся светилась.
– А откуда? А где ты был раньше? – обрадовался Егор, но продолжал не верить тому, что его детские мечты о старшем брате могут сбыться.
– Тебя вот искал братишка – обнял его Бодряков.
– Ты только больше не уходи – хлопал по его спине младшенький.
Татьяна посмотрев на эту, слившуюся в объятьях семейную троицу, поставила наконец злосчастный «фруктовый» сосуд, и подмигнув, теперь уже залившемуся слезами пожилому соседу Егора, вышла из палаты.
Очная
Хорин удивился очередному визиту Бодряков. Он уже знал, что с братом Сергея все обошлось, а фигурантом уголовного дела о хищении двадцати двух миллионов долларов стала Городецкая Надежда Петровна, изобличенная и задержанная с поличным. Поэтому, он ни как не мог взять в толк, что же еще может интересовать его приятеля. Но когда услышал о его просьбе, то от удивления даже растерялся.
– Ты хочешь встретиться с этой стервозой, – вечно опухшие от водки глаза Хорина, раскрылись как никогда широко, – да она же заноза в твоей заднице. Ты только ее «вырвал», что опять хочешь неприятностей.
– Ну, какие могут быть неприятности от нее, у нее уже жало вырвано, – усмехнулся реакции приятеля Сергей Иванович, доставая из принесенного дипломата две бутылки коньяка, – просто мне необходимо уточнить у нее некоторые вопросы.
– Ладно, только с одним условием, – беря спиртное, согласился опер спецчасти, – в моем кабинете не трахаться.
Он сказал это настолько серьезно, словно на самом деле верил в эту цель визита своего приятеля. Бодряков, улыбнулся, понимая, что именно этим его приятель и прирабатывает к своей зарплате, предоставляя возможность арестованным встречаться у него в кабинете со своими супругами, и использовать его широкий письменный стол не по прямому назначению. Хорин пошел на женский корпус, чтобы лично доставить Надежду Городецкую. Бодряков сел на его место, и автоматически потянул один из ящичков его стола. В подтверждение его мыслей, им было обнаружена лента презервативов, и включенный Хориным в режиме записи, видимо перед самым его уходом, магнитофон.
– Не хорошо Хорек, друзей писать, – отчетливо произнес Бодряков, и выключил записывающее устройство.
Он представил, какой облом испытает его приятель, услышав эту единственную фразу, но потом голова стала заполняться мыслями о предстоящей встрече. Почему он пришел к ней на встречу? Главное, что заставило его прийти, это мысль о том, что пятилетний Максим, мог, не смотря на слова его матери, оказаться его сыном, и он хотел еще раз убедиться, что Надежда ему не соврала. Через полчаса Хорин привел подследственную, и тут же вышел, оставив их наедине. Когда Надежда увидела Бодряков, по ее лицу пробежало удивление, но женщина легко справилась со своим состоянием, и стала невозмутимо спокойной.
– Пришел потешиться? – Как только Хорин вышел, не удержалась она от вопроса.
– Нет, – Сергей Иванович внимательно оглядел ее осунувшееся лицо, – просто хочу тебя понять.
– Ты не поймешь, – Надежда, не спрашивая разрешения, взяла со стола пачку сигарет и закурила, – ты, закомплексованный «совок», к тому же мент, привыкший жить от получки до получки. У тебя не жизнь, а сплошное табу. Ты себе даже не мог позволить завести
– Я просто этого раньше не хотел, – перебил, задетый ее словами Бодряков.
– А сейчас бегаешь, как старый кобель, и вынюхиваешь, успел ли ты оставить на земле хоть какой-нибудь след, – не обращая внимания, на его слова продолжала Надежда, – ты моральный импотент, не способный совершить мужской поступок, принять решение.
– А ты моя полная противоположность? Ни каких комплексов, большие деньги, вседозволенность, – перехватил у нее инициативу мужчина, – ребенка сразу от нескольких мужиков умудрилась зачать, решение принимаешь за всех, а сейчас сидишь предо мной как старая брехливая и беззубая цепная сука, и поскольку укусить не можешь, то облаиваешь, пробегающего на свободе «старого кобеля».
Сергей Иванович сделал ударение на разнице их положений, и это больше всего попало в цель. В кабинете настала пауза, потом арестованная обратилась к оперативнику, словно к незнакомому человеку, с просьбой увести ее в камеру. Сергей Иванович вспомнил о цели своего визита, и поспешил извиниться, за неделикатное сравнение.
– Вот, и тут ты проиграл, – обрадовалась Надежда, – не смог до конца оставаться твердым. Я бы всю ночь матрас рвала бы в злобе, а теперь понимаю, что моя позиция правильная. Не пройдет и месяца, как мой адвокат меня вытащит отсюда, и я снова буду наверху жизни, а ты так и останешься холопом, обслуживающим всех и вся.
– А если не вытащит? – осторожно поинтересовался Бодряков.
– Вытащит. Вопрос только в сумме – уверенно ответила Надежда.
– А как же Максим? С кем он останется? – перешел к главному вопросу Бодряков.
Надежда Петровна при напоминании о своем сыне помрачнела, а глаза наполнились безысходностью и злостью.
– Поскольку паспортного отца нет в живых, а я здесь, то пока его на время отдали в детский дом, – она сказала это таким укоризненным тоном, словно Бодряков был виновником всех ее с сыном злоключений.
– А почему Максима не может взять его неформальный отец? – с замиранием сердца задал ключевой вопрос Сергей Иванович.
– Все еще надеешься, мент, что Максим твой сын? – Надежда по его тону поняла о настоящей цели его визита.
– Ну, если покойный Городецкий не его отец…? – вопросом на вопрос ответил Бодряков, – то кто тогда?
– Хочешь убедиться, что не отец, – зло ухмыльнулась Городецкая, – что бы потом, по ночам, совесть не мучила, что его мать отправил на нары?
Сергей Иванович не ответил.
– Хорошо, – неожиданно согласилась Надежда, – только при условии, что ты мне объяснишь, где сейчас мой телохранитель Эдуард.
Сергей Иванович принял ее предложение, и стал рассказывать про тот вечер вывоза Егора из нейрохирургии. Городецкая слушала с неподдельным интересом, но когда Бодряков стал рассказывать о том, как под угрозой пистолета ее охранника поехал за реанимобилем, она, явно нервничая, закурила очередную сигарету.
– А потом у него в кармане зазвонил сотовый телефон, – рассказав про аварию и самоубийство Глыбы, заканчивал рассказ Бодряков, – это звонила ты.