Ловушка для примерной девочки
Шрифт:
Свекровь боится, что первая невестка вернется на свое прежнее место. Так боится, что не умеет этого скрыть. Иначе она бы с легкостью помогла сыну скрыть любые его… шалости. А тут — заметалась, растерялась, завиляла… Деньги эти… Ну да, деньги могут купить все. Например, преданность невестки. И даже Наташина идея усыновления показалась ей продуктивной, что очень странно… Нет, не странно, если подумать. Как раз очень логично. Она вербует и покупает себе союзников и пытается обеспечить их максимальную преданность.
И если Кирилл будет законным сыном Наташи, она будет верным союзником его бабушки.
Да, будет! Наташу нисколько не расстроила возможная измена мужа. Что это значит? Что она не только не любит мужа, а рада бы от него избавиться? А вот сына этого мужа для нее потерять невозможно. Почему? Она так к нему привязана? Или так его жалеет?
Или дело только в том, что мы в ответе за тех, кого приручили?
Да не важно — почему. Важно, чтобы Кирюшка был с ней, а она — с ним, вот и все.
Наташа долго шла по петляющей тропинке, потом остановилась под развесистой старой яблоней и прислонилась к ее шершавому прохладному стволу.
Наверное, когда-то это был совхозный сад, и ему было много лет. Теперь он стал личной территорией усадьбы генерального директора. Вернее, его отдаленной от дома частью, ухаживать за которой у садовников, наверное, не доходили руки. А может, сад специально оставляли в одичавшем виде. Этот одичавший сад был на редкость живописным и каким-то уютным, какими никогда не бывают строгие ряды ухоженных деревьев.
Здесь было спокойно и сонно. Кто-то летал и жужжал, кто-то шуршал в высокой траве, пахло наливающимися яблоками, малиной и мятой.
Там, вокруг дома-замка, был другой мир — с высокой оградой и стражниками у ворот, с аллеей, обсаженной «экзотами», с бассейном и сауной, с альпийскими горками и плетеными креслами-качалками, в которых покоились пушистые пледы, брошенные с тщательно продуманной небрежностью. Мир Ольги Викторовны.
А здесь был мир, который принимал Наташу. Принимал и понимал. И спрятал ее сейчас от всего чужого и болезненного, что она так неосторожно впустила в свою жизнь вместе с сиреневым туманом.
И сейчас ей хотелось только одного: вычеркнуть из жизни прошедшие пятнадцать месяцев. Как на компьютере: «выделить все» и «вырезать». Вот и ей бы — вырезать. Как… злокачественное новообразование.
Наташа сидела под яблоней, закрыв глаза. Так легче было забыть, что чужой мир совсем рядом. И вдруг она почуяла запах этого чужого мира. Она открыла глаза. Перед ней стоял Артур.
— Мама сказала, что ты по этой тропинке пошла. И что хочешь со мной поговорить. — Голос вроде спокойный и вполне дружелюбный. А взгляд холодный и неуверенный.
— Я не говорила ей такого, — с досадой ответила Наташа и поднялась
— Да? Ну, извини, — обронил он небрежно, оглядывая все вокруг. — Здесь сроду садовники не были! Надо маме сказать…
— Да-да, здесь явно отсутствуют шик и симметрия. Это так не по-коротаевски!
Артур подозрительно и с интересом посмотрел на нее. Она просто видела, что он сейчас думает: ирония? Язвительность? У Наташи?
— Ну ладно… О чем ты хотела со мной поговорить? Ах да, ты не хотела…
— Перестань, Артур!
Артур сделал большие глаза:
— Что перестать?
— Кривляться перестань.
— Я — кривляюсь? — Он выразительно вздохнул, развел руки в стороны, закинул голову и засмеялся. Надо сказать, вполне естественно засмеялся. На сцену бы этому красавчику. В маму талантом пошел. Где же оператор с камерой? Где восхищенные зрители?
Нет никаких зрителей, одна Наташа. И никакого восхищения в ее глазах нет. Ничего в ее глазах нет — ни восторга, ни любви, ни ревности. Даже ненависти нет.
Только ирония есть.
Он будто ударился об эту иронию, даже отшатнулся и чуть не упал. Пришлось хвататься за ствол дерева.
Наташа этого словно не заметила.
— Вот что, Артур… — сказала она решительно. — Раз уж ты здесь, то слушай. Мы женаты уже больше года. Кирилл меня принял. Пора мне его усыновить.
Его глаза на миг стали совершенно пустыми. Потом эту пустоту заполнила растерянность. А потом растерянность сменилась яростью.
— Ты что задумала, а? Что задумала?! — заорал он, сжимая в карманах кулаки. — Ты… моего сына?! Отобрать?! У меня?!
Он надвинулся на нее, задышал прямо в лицо. Она подняла голову и посмотрела в злые глаза. Почему она раньше так боялась его — такого? А сейчас не боится, сейчас просто противно.
И она отвернулась.
Но Артур расценил то, что она отвела глаза, по-своему. Он засчитал себе очко. Откровенно обрадовался и злобно выпалил:
— A-а, ты не отобрать его надумала?! Ты надумала меня удержать таким способом?!
Наташа коротко рассмеялась:
— От кого удержать, Артур?
И тут он смешался. Понял, что сказал что-то абсолютно неподходящее. Выдал себя.
— Просто — удержать.
— Зачем?
— Что — зачем?!
Она поморщилась:
— Не кричи, горло заболит… Зачем мне тебя удерживать?
Ну, известно, зачем! Плохо тебе живется, что ли? Как сыр в масле…
— Что-то подобное я уже слышала, — перебила Наташа. — Только я сыром быть не хочу. И никогда не хотела… — Она вздохнула, сорвала травинку, покусала ее. — Разговора у нас не получается, Артур. Так что давай закончим на том, что я усыновляю Кирилла. Ты как хочешь, а ребенка я ей не отдам!